библио
хроника
Чехов
A&V
V&P
Мятлев
Марина
МХАТ
Малый т-р
Доронина
Ефремов
М.Ковров                



Г О Р С Т К А   П Ы Л И




Действующие лица:

Андрей (А)  
Марина (М)


1

      М.   Прочла на обложке название, и в мою голову вцепились чьи-то когти...Разве сердце от слов напечатанных бьется?..У Вас - нет. Странно: мы не знаем грядущего мига. Все остается в пределах тьмы. Не люблю любви. Сидеть и ждать что она со мной сделает.
             За один его пламенный взгляд
             На колени готова упасть я.
      Я знаю Вашу породу...волчью. Чувствующую не сердцем, - кончиком морды. Это будет погружением в Вас. Не подъем. Спуск. Ни в каком смысле, кроме как - стрела, направление. Спуск в ночь. Ступенька за ступенькой. В измену.
             На сале змеином, без свеч, хлеб свадебный печь.
             В свиданье.
             К острову. Где слаще, чем где-либо, - лжет соловей.
             Спуск в самое ночь.
             В глубь ночи.
             Вот почему мне так хорошо с Вами без света.
             В укрытии наших голосов.
      С Вами я потухаю целиком. Деревня без единого огня. Ничто не обнаружит меня. Вы мастер своего дела, Вы постигаете мир кожей. Это не меньше, чем душой. Нет необходи­мости дотрагиваться до Вас, достаточно смутно этого захотеть. Если б я знала, что это так просто. Я даже не знаю: есть ли Вы в моей жизни. В моей душе - нет. Женщина, не забывающая о Рильке в ту минуту, когда входит ее возлюбленный, любит только Рильке. Чужой человек. Но там, на подступах к душе: между небом и землей, душой и телом, в пред-сне, в после-грезье, там, где "я больше не я и моя собака больше не моя", там только Вы один и есть. Дорогой человек.
             Прохожий, в которого - руки - как в снег.
             Всей жаркостью век
             Виновных, -
             Которому вслед я и в след,
             В гром встречных телег...
             Любовник, которого, может, и нет,
             Вздох прожит - и нет.
      Вы смутно напоминаете мне одного моего друга прежних лет, автора целой породы моих стихов.
             Мой рот - разгарчив,
             Даром что свят - вид.
      Но я не хочу говорить Вам о нем. Я уже давно его забыла. Поставила на нем крест.
             Всходили и гасли очи у самых моих очей,
             Мне дело - измена, мне имя - Марина,
             Я - бренная пена морская.
      Я хочу радоваться Вам. Тем темным силам, которые Вы извлекаете из меня, откры­ватель родников. Открыватель родников - это дар. И потому дается не ведающим и небла­годарным. Как все дары, кроме дара души. Которая не что иное, как совесть и память. Кроме мертвых, ведь нету друзей. Вы меня разнеживаете, как мех.
      Делаете человечнее, женственнее, прирученнее. Женщины будут говорить Вам о Ваших высоких моральных качествах, другие - о Ваших прекрасных манерах. Пусть. Я вижу только огонь. Ночь, пещера, звезды, запах можжевельника, голос, его рык, и еще простор. Мой неженка! Тот, кто делает меня нежной, кто учит меня этому чуду: быть нежной, нежить.
             Мой неженка! Сединой отцов:
             Сей беженки не бери под кров!
      Вы освобождаете во мне мою женскую суть, мое самое темное существо. Мой неж­ный! Всем моим существом хочу в вас. В Вас, как в ночь, прочесть и уснуть. В кошачьем сердце нет стыда. Вами оброненные слова, нечаянные слова, я помню их все. Милый, я никогда еще не говорила подобных слов.
      Всем. Всегда. Это трагическое "всех" - исключительное преимущество женщин? Не знаю. Однако, верьте мне. Я все знаю, Человек. Знаю, что Вы поверхностны, легкомыс­ленны, пусты.
             Пустоты отроческих глаз! Провалы -
             В лазурь! Как ни черны - лазурь!
             Лазурь! Лазурь! Пустынная до звона, -
             Книгохранилища пустот!
             Оазисы! - чтоб всяк хлебнул и отпил,
             И захлебнулся пустотой.
             Пью - не напьюсь.
      Ваша глубокая звериность затрагивает меня сильнее, чем другие души. Вам так хорошо ведомо чувство холода, жары, голода, жажды, сна. Будьте пусты, - сколько Вам угодно, - сколько Вы можете, я - жизнь, которая не страдает пустотой. Дитя мое! Мальчик мой! Если иногда я не отвечаю Вам прямо, то потому, что есть слова, которые в иных стенах не должны звучать. Которые в иных стенах сам воздух не выносит. Стены же выносят все и ни от чего не страдают. И это единственная вещь, которую не выношу я. И это они заставляют меня страдать.
             Есть час на те слова.
             Жарких самоуправств час.
             И тишайших просьб.
             Час мировых сиротств.
             Пронзительной, незримой
             Изгородью окружусь.
             В премудрости старушьей:
             Скрытничестве - укреплюсь.
             Шорохами опояшусь.
             Шелестами опушусь.
             Дабы ты во мне не слишком
             Цвел - по книжкам
             Заживо запропащу:
             Вымыслами опояшу.
             Мнимостями опушу.
             Руки - и в круг
             Перепродаж и переуступок!
             Только бы губ,
             Только бы рук мне не перепутать!
      Не знаю, может быть Вы залюблены, перекормлены любовью. Возможно. Но я знаю - и услышьте это в тысячный раз! - что ни один...Ни одна...никогда Вас так...Моя любовь единственна.
      Из-за двойной тождественности любимому и мне самой. Вот почему ее никогда не принимают за любовь. Всегда хотела, чтобы меня любили такой, какая я есть.
      За то, что я такая. Потому что я есть.
      Не за то, какой я могда бы быть. Должна быть. Пусть любят меня, а не идеальное и фальшивое существо, порожденное воображением влюбленного поэта третьего ряда и последнего часа. Предпочитаю быть сфотографированной безразличным объективом. Нежели нарисованной художником, в отношении которого я даже не уверена, что у него есть душа. И который часто - не что иное, как рука единственной и всегда одной и той же мании. Это все, о чем я прошу художника и возлюбленного.
      - Каждое лицо всего лишь отправная точка, - сказали Вы. Пусть так. Но хорошо ли Вы поняли суть моего...своего направления? Можете ли Вы хотя бы следовать за мной? Вы, кто хочет меня обогнать. Чтобы направлять меня. Великий мастер может создать нечто идеальное, ибо он создает то, что долженствует быть. Реальность во всем ее могуществе. Высокую реальность. Другим же, малым мастерам в искусстве и любви остается только делать - рисовать, любить - согласно с природой. Сделайте меня - если можете.
             И зачем мне знать, что пахнуло - Нилом
             От моих волос?
      Взгляните на меня пристально, прошу - покорнейше. Всеми Вашими глазами. Или идите "создавать" женщину, которая узнает себя в каждом из Ваших "портретов". Потому что она не знает себя. Ничто, принимающее любые формы. Что до меня, то я уже создана. И создал меня Бог.
      Достаточно одного создания. Такого создателя. Я буду равной самой себе - в любви того, кто выберет меня меж всеми существами. Прошлыми. Настоящими. Будущими. Мужчинами. Женщинами. Из воды. Огня. Воздуха. Земли. Неба. И - есть еще другие планеты! Если я Вас огорчила - простите.
             Была бы бабою простой -
             От солнца б застилась рукой.
             Молчала бы,
             Потупивши глаза.
             Подол неподобранный,
             Ошметок оскаленный.
             Не злая, не добрая,
             А так себе: дальняя.
             Не плачет, не сетует:
             Рванул - так и милый!
             Рукою обветренной
             Дала и забыла.
      И подумать только: если бы мы были вместе, я бы ничего этого не узнала. Мой ма­ленький! Сейчас четыре утра, я с Вами, лбом в Вашем плече, и готова отдать Вам все свои стихи, прошедшие, пришедшие. Те, что придут. Не как некую ценность, а как нечто нравя­щееся Вам. Во имя твое, дорогой! И - уведите меня как-нибудь вечером - на весь вечер.
             В груди холодок - жгуч.
             И входит, и входит стальным копьем
             Под левую грудь - луч.
             Богиня верности, храни рабу.
             Чугунным ободом скрепи ей грудь,
             Богиня верности, покровом будь.
             Косноязычием скрепи уста.
             Ах, далеко до неба!
             Губы - близки во мгле...
             - Бог, не суди! - Ты не был
             Женщиною на земле!

      А.   Уж вечер...
             Восток позадернулся мглою,
             А запад - как пламенный крик.
             Свежеет. Над тишью степною
             В безветрии тлеет звезда,
             И светится ею одною
             Холодная неба вода.
      Деревня без единого огня. Хорошо. Не хуже ветра и дороги.
      Одна - среди радостных, сытых людей земли. С точным ослепительным знанием, что она не их, не из этого мира. Ей нужно невозможное. Земля голубая - убогий шалаш.
      Но невозможное - невозможно. Никто не знает, где на небо мост. Сердцу живому доро́г не найти. Только тьма пещеры для прохода тайн. Я здесь платонический соучаст­ник. Сажусь к чужому обеденному столу. Как ты сюда попала, в чужую комнату, и зачем?
      Много людей пишут.
             Человек - цветущее растение,
             Человек - певучая звезда,
             И весь мир есть пение весеннее,
             Говорливая вечерняя вода.
      Буквы рисуют постепенно и на каждую идет ум. Если б один только писал, его бы можно легко убить. Значит, не один думает за всех.
      На кого похож человек, на коня или на дерево? Пожалуй, на коня больше. У коня есть грудь с сердцем, благородное лицо с глазами, у дерева того нет.
      Настоящий писатель это жертва и экспериментатор в одном лице. Не нарочно это делается, само собой так получается. Но это ничуть не облегчает личной судьбы.
      И много хороших женщин ходит по улицам. Но сердце ни к кому не лежит. У меня никого нет, некуда пойти и никто не поймет меня.
             Ищу невесту, а ее нету,
             Я позабыл ее избу.
      Ехал в трамвае, смотрел в окно. Жизнь неслась мелким мусором и казалось: люди ничем не соединены, недоумение стоит в пространстве между ними. Нигде не заметил ее лица.
             Небо вверху голубое,
             А ночью мне снилась звезда:
             Я будто царь и разбойник,
             И ты далека и чиста.
             Ясен и кроток в молчании
             Взор одинокой звезды.
      Муж целует жену, и та принимает его всерьез. Он сначала любит ее, а потом задумывается над ней, как над проблемой. Хочу решить все по очереди. Чтобы жизнь стала ясной по всем пунктам. Нет времени. Суета заедает. Важнейшие проблемы прихо­дится откладывать на конец жизни. Вот, например, увлажнительная мелиорация...Или достижение температуры абсолютного нуля и ниже. Лучше всего быть ничем, тогда через тебя может перетекать все, - пустота не имеет сопротивления. Или звезды.
             Глядит и дышит в поле верба,
             Она звезду с утра ждала.
      Звездами написана целая книга, открытая для чтения.
             Горит костер-вселенная,
             От искор в небе град...
      На них нелюдская неиспытанная жизнь. Но как-то налаженней, чем у нас. Что там написано?
      Но где-нибудь есть тупик и кончается последний вершок. Если бы бесконечность была на самом деле, она бы распустилась в большом просторе, и никакой твердости не было. Ну как - бесконечность? - тупик должен быть. Сколько верст до синей меняющейся звезды? Неизвестно. Потому что далече. (Считает на глаз версты: расставил руки масштабом и умственно прикладывает масштаб к пространству.) Горит примерно на двухсотой версте. Никак не могу почувствовать бесконечности. Не может быть, чтобы эти картины, фигуры, составленные из звезд, не имели смысла...Скорее всего - не имеют. А вещество одинаковое: что я, что звезда, каждый - в своем одиночестве, горит и горит.
             Та же в нас сила, что солнце зажгла.
      Не могу смотреть, как стоит дерево, как идет дождь.
             Здесь когда-то, прежде времени,
             Море жило в песне волн
             И таило в тинной зелени
             Утонувший чей-то челн.
             Мальчик вырос в атамана,
             Сжег деревню, мать-отца
             И ушел на лодках рано
             У земли искать конца.
             А царевну в море кинул -
             Без нее в душе светло.
             Ветер шумный в облаках шуршит.
             Человек родился здесь нечаянно.

      М.   Сидела подле Вас на этой бродяжьей скамейке. Больше в отдалении, чем рядом. Душа исходила нежностью. Хотелось поднести Вашу руку к губам и держать ее долго-долго.
             Скамейка покинутая,
             Скамейка бродяжья...
             Руки люблю
             Целовать...
             И еще - раскрывать
             Двери!
             - настежь -
             в темную ночь!
             Голову сжав,
             Слушать, как тяжкий шаг
             Где-то легчает,
             Как ветер качает
             Сонный, бессонный
             Лес.
             Ах, ночь!
             Где-то бегут ключи,
             Ко сну - клонит.
             Сплю почти.
             Где-то в ночи
             Человек тонет.
      Дружочек родный, мы расстались...вежливо. Вот первые ласточки: я могу без Вас. Я ни девочка, ни женщина. Обхожусь без кукол и без мужчин.
             И по ночам, в торжественных туманах
             Искала я у нежных уст румяных -
             Рифм только, а не уст.
             Искала я над лбом своим просторным
             Звезд только, а не глаз.
             Ах, ни единый миг, прекрасный Эрос,
             Без Вас мне не был пуст!
             Другие - с очами и личиком светлым,
             А я-то ночами беседую с ветром,
             Не с тем - италийским
             Зефиром младым, -
             С хорошим, с широким,
             Российским, сквозным!
             Другие всей плотью по плоти плутают,
             Из уст пересохших - дыханье глотают.
             А я - руки настежь! - застыла - столбняк!
             Чтоб вынул мне душу - российский сквозняк!
      Я могу без всего. Как будто и вправду - не женщина я! Быть может, впервые я хотела этого не мочь.
             Кавалер де Гриэ! Напрасно
             Вы мечтаете о прекрасной,
             Самовластной, в себе не властной,
             Сладострастной своей Manon.
             Долг и честь, кавалер, - условность.
             Дай вам бог - целый полк любовниц!
             Изъявляя при этом готовность...
             Страстно любящая Вас
             - М.
      Я хочу, чтобы ты любил меня всю. Все, что я есть. Все, что я собой представляю. Это единственный способ быть любимой. Или не быть любимой. Я чувствую себя Вашей. Я не чувствую Вас - моим. Не боюсь об этом говорить.
      Не бойтесь и Вы. Это имеет значение лишь для меня, и никогда не будет иметь для Вас.
             Девочка мальчику розу дарит.
             Первую розу с куста.
             Девочку мальчик целует в уста.
             Солнышко скрылось, аллея пуста...
             Стыдно в уста целовать!
             Девочка, надо ли было срывать
             Первую розу с куста?
      О Вас мне остается одно: гадать.
      - Познай самого себя! - Познала. - И это нисколько не облегчает познание другого. Наоборот!
             Медленный дождик идет и идет,
             Золото мочит кудрей.
             Девочка тихо стоит у дверей.
             Девочка ждет.
             Серые тучи, а думы серей,
             Думы: - Придет? Не придет? -
             Мальчик, иди-же, беги же скорей:
             Девочка ждет!
      Наша вечность - на час. Она уже проходит. В Вашей жизни не будет стула, пустующего мною.
             А равнодушного - бог накажет!
             Страшно ступать по душе живой.
             Друг! Неизжитая нежность - душит,
             Хоть на алтын полюби - приму!
             Друг равнодушный! - Так страшно слушать
             Черную полночь в пустом дому!
             Кто спит по ночам? Никто не спит!
             Ребенок в люльке своей кричит.
             Старик над смертью своей сидит.
             И не моя вина, что я с рукой
             По площадям стою - за счастьем.
             Красный бант в волосах!
             Красный бант в волосах!
             А мой друг дорогой -
             Часовой на часах.
             Он под ветром холодным,
             Под холодной луной, -
             У калитки походной -
             Как столб соляной.
      Я хочу от Вас только одного: позволения любить Вас. Ничего, кроме этих бедных слов: - Люби меня, как тебе хочется и как не хочется. Право и собственники - две вещи, которые я презираю.
      Все жизни и все часы заняты. Любовь не соответствует никакому времени, никакому месту. Какое время когда-либо содержало любовь? Полночь - не более ее час, чем пол­день. Все это из любовного жаргона, из обихода - такого изношенного! Любовь - это не вхождение в такую-то комнату в такой-то час. Всякая дорога, которая приводит к какой-нибудь комнате, - фальшива. Она единственная, по которой никогда не бегают мои ноги. Я хочу от Вас моей любви к Вам. Моей веры в Вас. И еще: знать, что это Вас не стесняет.
      Небо светло. Налево, над молодой колокольней - заря. Это невинно и вечно. Здесь в Берлине очень хорошо жить. Не город - безымянность - просторы! Можно совсем без людей. Немножко как на том свете. Найдите мне книжку Бориса, я его совсем не знаю, пять-шесть стихотворений. Один раз слышала его с эстрады. Он тогда сплошь забывал. Не думай, что я презираю твое простое земное существо. Я люблю тебя всего целиком, с твоим взглядом, твоей походкой, твоей ленью - врожденной, родной, естественной, - со всем этим твоим смутным, - для тебя, не для меня, - началом души. Я столько хочу для тебя - что просто ничего не хочу. Но знай, мой повелитель на час, что никогда никто тебя...И даже оставив тебя, уступив тебя, как я уступаю любому любую вещь, я никогда не уйду из твоей жизни.
      Рассвет. Я спокойна, словно умерла.
             На заре - наимедленнейшая кровь.
             На заре - наиявственнейшая тишь.
             Дух от плоти косной берет развод.
             Птица клетке костной дает развод.
             Око зрит - невидимейшую даль.
             Сердце зрит - невидимейшую связь...
             Ухо пьет - неслыханнейшую молвь.
      И в этой абсолютной ясности неба и головы: - Мне нужны с тобой вся берложесть берлоги и весь простор ночи. Какое убожество земная жизнь. Какая покинутость. Я при­жимаю к губам твою руку...
      Все небо в розовых раковинах. Наиболее чуткий час.
             После бессонной ночи слабеют руки.
             Нежно светлеют губы.
             Ночного листика во рту - вкус.
      Рассвет июньского дня. Суббота. Первые шаги на улице. Прошел рабочий. И птицы.
             Птицы райские поют.
             В рай войти нам не дают.

      А.   Чтобы жить дальше, до смерти, нужно представлять в голове что-нибудь выдуманное и недействительное. И всякий человек имеет в мире невесту. И только потому он способен жить. У одного ее имя Мария, у другого приснившийся тайный образ во сне, у третьего - весенний тоскующий ветер. Или электрические весы. Которые взве­шивают звезды на расстоянии, когда те показываются над горизонтом востока.
             Ты погляди! Нечаянно и звонко
             Растет трава и звезды шелестят.
      А в Москве на кухнях молодые люди спорят сейчас по вопросам расширения вселенной.
      Но большинство лежит в отдыхе. В объятьях. Питаются секретами своих скрытых душ. Жены прильнули к мужьям. Согреваясь, приобретая их руками, как разумные хозяйки. И куры в деревнях еще спят.
      Одного они боятся - как бы мужья не оставили их. Их жадное, легкое сердце может износиться и погибнуть в бесплодных привязанностях. В опасной готовности броситься в гущу роскоши. Что постоянно происходит на земле.
      Он уважает ее. Она тоже его терпит. Вид ее непонятного тела заставляет обнимать ее, молчаливо тратить вместе часть жизни. Единственно, что можно сделать. Пусть это бедно и не нужно, и не решает любви. Любовь не закон природы, а его нарушение. Она проис­ходит от неизжитой всемирной бедности, когда некуда деться в лучшую, высшую участь. Любовь в объятиях не решает тайны влечения людей, этим путем нельзя добиться чело­века. И тогда как быть?
      Они подолгу смотрят в лица спящих мужей, думают о том, как незаметно испортить их наружность. Тогда его, как урода, не полюбит другая женщина, и он будет жить с нею до самой смерти. Но они ничего выдумать не умеют. Не знают, как сделать, чтобы муж для всего мира стал ненавистным. Он улыбается во сне неизвестному легкому сновидению, а у нее текут слезы от горя и нарождающейся ярости, старые чувства бьются, как пойман­ные, не впуская ничего нового. Мы чужие. Это часто что-то кажется серьезное, а потом - ничего.
      Они следят по часам - вовремя ли он возвращается. В расширение вселенной они не верят, позабыли вечность, звезды. Что не с нами и не мы. И начинают плакать и бранить­ся, что муж подлец. Если он запаздывает, она, отворив, начинает его бить предметом. Башмаком со своей ноги. Или другой внезапной вещью. Она защищает своего мужа от разврата и обеспечивает его семейную верность. Ночью она вся беспомощна, жалобно сжато лицо, глаза закрыты, как добрые, точно в ней покоится древний ангел. Если бы все человечество лежало спящим, по его лицу нельзя было бы узнать его настоящего харак­тера. И можно было бы обмануться.
      Муж пробует ребра и тело лежащей рядом жены. Какая тайна заключается в ней? Лучше бы она превратилась в кого-нибудь другого. Стала собакой. Зверем. Чем попало.
             Как я свою хорошую,
             Да по ушам галошею.
             И я галоши помочу,
             Да по ушам поколочу.
      Мир устроен редко, степей больше, чем домов и людей. Но мозгов мужских, и женщин полновесных - много. Уважать только одну женщину на свете так же странно, как предпо­читать паровую машину дизелю. Или новым типам турбин. Человек всегда что-нибудь думает, имеет тайную идею. Иногда не согласную ни с чем. Нужно, чтоб было загадочно и хорошо, как будто несбыточно. Если соорудить большой прожектор и осветить им мир, станет все видно вокруг: люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, и те, что жили тысячи лет назад, - тот свет организован по одному началу с этим, деваться некуда. Человек состоит из мельчайших частиц, он умирает, и частицы рассеиваются, но рассе­яние не может выступить за далекие пределы, они должны быть видны в лучах. Хочу увидеть живыми отца и мать.
             Поет слепая птица
             И в песне видит свет -
             Ей ветер в поле снится
             И в мире чего нет...
      В Москве, наверное, все уж спят.
             Над крышами до звезд стоит пустая тьма.
      Одна только сволочь не спит. У кого есть душа. Вожделеет и томится. Бережет себя для тайного счастья: пусть все сразу умрут, а он утром проснется один. Но все пусть останется. И котлеты, и дома, и одинокая красивая девушка, которая тоже не умрет, и они с ней встретятся неразлучно. Он глядит на звезды и шепчет старые слова, усвоенные понаслышке: - Боже мой! Боже мой!
             Сердце без сна,
             Сердце горит в своей тесноте.
             Кровь колотит в сердце гулким молотом.
      В моем теле напрасно бьется какая-то главная сияющая сила. Небо не изменилось от моих долголетних усилий. Существовать не обязательно. Есть кому и без меня сделать необходимое и достойное, я ведь и не живу, а только замешан в жизни. Ввязали меня в это дело, но ведь зря.

      M.   А может, лучшая победа
             Над временем и тяготеньем -
             Пройти, чтоб не оставить следа,
             Пройти, чтоб не оставить тени
             На стенах.
             Прокрасться, не встревожив скал.
             Прокрасться, не встревожив вод.
             Прокрасться...

      А.   Все время приходиться надуваться. То думать. То говорить. Куда-то идти. Что-то действовать. Я все забываю, что живу, а вспомню - начинается жутко. Такой маленький гад, который живет в своей земляной дырочке. Я видал их в детстве, когда лежал в поле вниз лицом.
             В земле прошлогодние стебли
             Гниют - рассыпаются в прах,
             Там черви, живя, поослепли
             И движутся в темных норах.
      Есть такое жалобное представление: я делаю движение рукой, и выходит, что я совершил электромагнитное колебание, которое взволнует даже самую дальнюю звезду. Но мир лучше и таинственней: ни движение руки, ни работа человеческого сердца не беспокоят звезд. Иначе все давно бы расшаталось от содрогания этих пустяков.
             Спит сиротою бледная трава,
             И синяя звезда от ужаса звенит...
      Для ученых сама логика, по которой движется история, есть изображение войн между понятиями. Всякое понятие, всякий тезис имеет своего врага в антитезисе. После долгой борьбы они мирятся в синтезе, для того, чтобы начать новую борьбу с антитезисом, от него родившемся, и потому смысла в истории быть не может.
             Жить ласково здесь невозможно.
             Бесшумные ветры грядою
             Волну за волною катят,
             Под ними пески чередою
             Бегут - и по травам свистят.
             Я думал, что с неба звезды сорву,
             А сам только плакал ночами.
      Если б в книгах было что серьезное, чужая душа не была бы для нас потемками. Неужели мне досталось лишь одна теплая капля, хранимая в груди? А остального я не почувствую.
             И посох твой о путь не прогремит...
             Среди обыкновенных дел трава расти устанет,
             Все познано, едою зубы стерты,
             И сердце жизнь вконец отбарабанит,
             И звезды недостигнутые - мертвы.
             Какая ж это сумрачная сила
             Таким нагим пустила меня в путь?
      Воробьи тоже сироты, кто им кинет чего! Ласточки улетают в роскошные страны, а воробьи остаются. Делить холод и человеческую нужду. Он отогревается не зернышком, а неизвестной людям мечтой. Если б человек таким был, весь свет давно бы расцвел.
      Жить самому по себе внутри нечем. Искусство жизни в том, чтобы выйти за пределы собственной головы, наполненной жалким, жидким, усталым веществом. В траве и во мху есть нечто важное, значительное и таинственное, чего нет во мне. Любви - недоста­точно. Вот сверчки поют, а птиц мало, - это у нас история кончилась, мы примет не знали.
      Мир населен людьми лишь частично. Гораздо гуще живут в нем маленькие взволно­ванные существа. С этим люди обычно не считаются в своем уме. В траве и во мху есть нечто важное, значительное и таинственное, чего нет во мне. История грустна, потому что она время, и знает, что ее забудут. Иногда раздаются возгласы отчаяния, но никто не бросается на помощь, люди торгуют и покупают.
             На песок упала тоненькая веточка,
             Матери моей остывшая рука.
      Исчезнет влекущее чувство, и наступит конец света. Даже хуже конца. Словно завтра все люди должны жениться. Заключить себя до смерти в тесноту одного человека. Из-за одной денежной платы трудно правильно ударить даже по шляпке гвоздя. Мучиться телом ради предмета нет терпенья. Любить ее не буду и не могу! Оставить эти ночные звезды, идти, склонив голову, с сосредоточенной одинокой мыслью любви. Душу надо разрушить, - вот что. Она есть. Она действует.
      Что это такое - душа? Неизвестно. Надо бы постараться, вникнуть. Везде есть прокля­тая душа. Она дышит и шевелится. Она работает против людей, против природы, она наша разлучница. Из-за нее не удается ничего, она бессмысленна и сильнее всех, она мучит меня!
             Лучше гибели невесты не найти.

      М.   Есть час Души, как час Луны,
             Совы - час, мглы - час, тьмы -
             Час...

      А.   Шел из Киева с сумою
             Дед, и слезы на глазу.
             Душу, думал, успокою,
             Всем дорогу укажу.
      Иногда кажется: каждый день для того и повторяется, чтобы люди вспомнили забытое, необходимое. Смысл жизни надо не выдумать, а вспомнить. Мертвые-то и посоветуют. Они не заинтересованы. Но они ничего нам не прошептали.
             Никем в Судьбу не взорваны ворота.
             Выйдем с последней звездою
             Дедову правду искать...
             Уходят века чередою,
             А нам и травы не понять.
             Песня песней, ты никем не спета,
             Оттого не слышу я травы.
             Нету нам прямой дороги,
             Только тропки да леса.
             Уморились наши ноги,
             Почернели небеса.
             Прыгает ветер - щенок молодой...
      Как только я увидел ее, мне сразу стало хорошо и больно. Нежный неповторимый цветок. Существо, в котором светилась вся моя надежда. Мое единственное вдохновение. Ты была у начала моей жизни.
      Я заблужусь без тебя. Мне не перенесть ни песни, ни звезды. Мой конец совпадает с воспоминанием о тебе.
             Какое сердце жизнь вместит,
             Какая мысль с дежурства звезды снимет?
             Неимоверный случай - жить -
             Изобретатель безымянный и незримый.
             В железной шапке льдов,
             С дыханьем тайным тихих океанов,
             Земля без имени, без человечьих слов
             Ревет и мчится в звездном урагане.
             Ласточки, легкие перышки неба,
             Крутятся свадьбами...
             Перепелки к утру изнывают во ржах,
             Рыбы мечут икру на заре в камышах.
             Все хорошо - тепло сердцебиенья,
             Незвонкий голос, серое лицо.
             И весело на свете быть голым и живым -
             Таким вот, от которых и горе устает,
             Не мудрым, не прекрасным,
             А - сильным и простым,
             Не богомольцем правды, а мастером её...
             Он мудрость всю отдаст
                                                       за теплоту
             Живого тела своей милой...

      М.   Я о земном заплачу и в раю.
             Где сонмы ангелов летают стройно,
             Где арфы, лилии и детский хор,
             Где все покой, я буду беспокойно
             Ловить твой взор,
             Горсточка красной глины...
             Я буду крохотной
             Твоей жаровнею.
             Домашней утварью:
             Тоску раскуривать,
             Ночную скуку гнать,
             Земные руки греть!
             Любовь досталась мне
             С таким путами!
             С такими льготами!
             Пол-жизни? Всю тебе!
             По-локоть? - Вот она!
             За то, что мучаешь,
             Мальчик мой, сердце
             Мое!..- Не властвовать!
             Без слов и нá слово -
             Любить - распластаннейшей
             В мире - ласточкой!
             Горсточка красной глины!..
             Чтобы видел ты воочью
             Женскую красу,
             Я тебе сегодня ночью
             Сердце принесу.
             Продаю! продаю! продаю!
             Золотой товар продаю,
             Чистый товар, не ношенный,
             Не сквозной, не крашенный, -
             Не запрашиваю!
             Мой товар - на всякий лад, на всякий вкус.
             Не дорожусь!
             Во что оцените?
             Носи - не сносишь,
             Бросай - не сбросишь.
             Эй, товары хороши-то, хороши!
             Эй, выкладывайте красные гроши!
             Да молитесь за помин моей души!
             Стои́т, запрокинув горло.
             А руку под грудь уперла -
             Под левую - где любовь.
             Не орлицей звать
             И не ласточкой.
             Не крестите, -
             Не родилась еще!
             Я вижу тебя черноокой -
             Высокой - Одинокой -
             С улыбкой, сверкнувшей, как ножик,
             Совсем на меня не похожей.
             Желтоглазой
             Цыганкой -
             Молдаванкой.
             Как вихрь заразный.
             Врываешься
             Лихорадкой -
             И жжешь, и звенишь, и топчешь, и свищешь,
             И ревешь, и рокочешь - и - разорванным шелком -
             - Серым волком...
             Ты нынче зовешься Мариной...
             Погоди, дружок!
             Не довольно ли нам камень городской толочь?
             Зайдем в погребок,
             Скоротаем ночь.
             Там таким - приют.
             Там целуются и пьют, вино и слезы льют.
             Там и я права,
             Там и ты хорош.
             Женщина с колыбели
             Чей-нибудь смертный грех...
             В мои глаза несмело
             Ты хочешь заглянуть.
             Я распахнула дверцу.
             Мой мальчик, добрый путь!
             Не медли!..
             Кусай себе, дружочек родный.
             Алых губ своих отказом не тружу.
             В ночные клекоты вступаю - ровнею.
             Пока молода -
             Все как с гуся вода!
             Никогда никому:
             Нет!
             Всегда - да!
             Обвела мне глаза кольцом
             Теневым бессонница
             Оплела мне бессонница
             Теневым венцом.
             То-то же! По ночам
             Не молись - идолам!
             На тебе, ласковый мой, лохмотья,
             Бывшие некогда нежной плотью.
             Все истрепала, изорвала, -
             Только осталось что два крыла.
             Горсточка красной глины!
             Мимо ночных башен
             Площади нас мчат.
             Ох, как в ночи страшен
             Рев молодых солдат!
             Госточка красной глины...
             Греми, громкое сердце!
             Жарко целуй, любовь!
             Ох, этот рев зверский!
             Дерзкая - ох! - кровь.
             Горсточка красной глины!
             Гибель от женщины. Вот знак
             На ладони твоей, юноша.
             Долу глаза! Молись! Берегись!
             Враг
             Бдит в полуночи.
             Ты озорство прикончи
             Да засвети свечу,
             Чтобы с тобою нонче
             Не было - как хочу,
             Горсточка красной глины...
             Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,
             Чем этот жалостный, жалостный, каторжный вой
             О чернобровых красавицах. - Ох, и поют же
             Нынче солдаты! О, Господи Боже ты мой,
             Я чувствую у рта и в ве́ках -
             Почти звериную печаль.
             Такая слабость вдоль колен.
             А этот колокол там, что кремлевских тяжеле,
             Безостановочно ходит и ходит в груди...
             Целые царства воркуют вкруг
             Уст твоих, низость!
             Каждое облако в час дурной
             Грудью круглится.
             В каждом цветке придорожном - твой
             Лик, Дьяволица!
             Повиноваться тебе, - доколь?
             Горечь!
             Горечь!
             Вечный привкус
             На губах твоих, о страсть!
             Горечь! Горечь! Вечный искус -
             Окончательнее пасть...
             Бой с любовью дик и жестокосерд.
             В самый огонь! В самый огонь!
             В самую кипь! В самую кипь!
             Не поклонюсь!..
             В кошачьем сердце рабства нет!
             Горсточка красной глины...
             Июльский ветер мне метет - путь,
             И где-то музыка в окно - чуть.
             Ах, нынче ветру до зари - дуть
             Сквозь стенки тонкие груди - в грудь.
      Я в жизни пропустила большую встречу с Блоком. Встретились бы - не умер.
             Жизнь! Обеими руками
             Дай!
             Всю меня в простоволосой
             Радости моей прими!
             Льни!
             - Льни..Льни - льняной!
             - Мой! - и о каких наградах
             Рай - когда в руках, у рта -
             Жизнь.
             Что ж! Целуй в губы,
             Коли тебя, любый,
             Бог от меня не спас.
             Всех по одной дороге
             Поволокут дроги -
             В ранний ли, поздний час.
             Настанет день, - печальный, говорят! -
             Отцарствуют, отплачут, отгорят, -
             Остужены чужими пятаками, -
             Мои глаза.
             А издали - завижу ли я вас? -
             Потянется, растерянно крестясь,
             Паломничество по дорожке черной
             К моей руке, которой не отдерну.
             К моей руке, которой больше нет.
             На ваши поцелуи, о живые,
             Я ничего не возражу - впервые.
             Меня окутал с головы до пят
             Благообразия прекрасный плат.
             Ничто меня уже не вгонит в краску.
             Святая у меня сегодня Пасха
             По улицам оставленной Москвы
             Поеду - я, и побредете - вы.
             И не один дорогою отстанет,
             И первый ком о крышку гроба грянет, -
             И наконец-то будет разрешен
             Себялюбивый, одинойкий сон.
             И ничего не надобно отныне
             Новопреставленной болярыне Марине.
             Христос и бог! Я жажду чуда
             Теперь!
             Сейчас!
             Все великолепье
             Труб - лишь только лепет
             Трав - перед тобой.
             Все великолепье
             Бурь - лишь только щебет
             Птиц - перед тобой.
             Все великолепье
             Крыл - лишь только трепет
             Век - перед тобой,
             Горсточка красной глины.



2

      М.   Мой родной! То, что так мгновенно исчезло - я быстро завладела им - было письмо к Борису. Я поняла одну вещь: с другим у меня было "р": мороз, гора, герой, Спарта, зверь. С Вами: шелест, шепот, шелковый, тишина...и особенно: chéri! Вы так мило, так человечно обнимаете меня. Я все время боюсь, что я грежу. Что проснусь - и снова гора, герой...Ваша усталость, откровенная зевота хищника, Ваша дрожь от холода, Ваш ночной голод, внезапный, неумолимый, вызывает во мне нежность.
      - Но вы делаете из меня какое-то животное!
      Дорогое дитя! Я ничего не знаю, я люблю Вас таким. Я беру в руки Вашу голову - какое странное ощущение: вечность черепа под бренностью волос, вечность скалы - бренность травы на ней. Настоящая жизнь. Не из книг. Смотрите: вечер, уж скоро полночь. Видишь, милый, огоньки?
             Всех одно пленяет без изъятья,
             Вечно ждут: "Я жажду! Будь моя!"
             На заре морозной
             Под шестой березой,
             За углом у церкви,
             Ждите, Дон-Жуан!
             Но, увы, клянусь Вам
             Женихом и жизнью,
             Что в моей отчизне
             Негде целовать!
             Нет у нас фонтанов,
             И замерз колодец,
             А у богородиц -
             Строгие глаза.
             И чтобы не слышать
             Пустяков - красоткам,
             Есть у нас презвонкий
             Колокольный звон.
      Ничего любовного: ночь принадлежит нам, а не мы ей. Я счастлива, счастлива оттого, что могу говорить, а не обнимать. И исполненная ничем не омраченной благодарности, - обнимаю. И на уста мои чьи-то уста ложатся.
             Так вот и жила бы,
             Да боюсь - состарюсь,
             Да и вам, красавец,
             Край мой не к лицу.
             Ах, в дохе медвежьей
             И узнать вас трудно, -
             Если бы не губы
             Ваши, Дон-Жуан!
      Как я не поняла раньше: может ли быть что-нибудь одушевленнее зверя. Animal, animé. Достаточно убрать одну букву и получится "душа". Зверь - Animal - существо в высшей степени одушевленное - animé. Почти имеющее душу - áme...Прочла у Афанасьева сказку "Упырь" и задумалась. Почему Маруся, боявшаяся упыря, так упорно не сознавалась в виденном, зная, что назвать - спастись. Страх? Не страх. Пусть и страх, но еще что-то. Страх и что? Когда мне говорят: сделай то-то и ты свободна, и я этого не делаю, значит, я не очень хочу свободы. Значит, мне несвобода дороже. А что такое дорогая несвобода между людьми? Любовь. Маруся упыря любила. И потому не называла.
             Он был синеглазый и рыжий.
             Как порох во время игры!
             Лукавый и ласковый. Мы же
             Две маленьких русых сестры.
             С утра потихоньку - на скалы!
             Дымится над морем костер,
             И клонит Володя усталый
             Головку на плечи сестер.
             А сестры уж ссорятся в злобе:
             "Он мой!" - "Нет - он мой!" - "Почему ж?"
             Володя решает: "Вы обе!
             Вы жены, я - турок - ваш муж"...
             Обрывки каких-то мелодий
             И шепот сквозь сон: "Нет, он мой!"
             - "Домой! Ася!, Муся, Володя!"
             - Нет, лучше в костер, чем домой!
             За скалы цепляются юбки,
             От камешков рвется карман,
             Мы курим - как взрослые! - трубки,
             Мы - воры, а он атаман.
      Мне десять, ему одиннадцать. Асеньке - восемь.
      С Вами никакой тяжести, никакой глухоты, никакой двусмысленности. Мы в знакомой стране. Вы ни враг, ни соучастник. В Вас - ничего сумеречного, все - тьма.
             Как на красной на слободке
             Муж жену зарезал.
             А моя добыча в глотке -
             Не под грудью левой!
             В горле - легкий громок,
             Голос встречных дорог.
             От судьбы ветерок:
             Говорок, говорок.
             От крутой орлиной страсти -
             Перстенек на пальце.
             А замешано то счастье
             На змеином сальце.
             А не хошь - не бери!
             Может, ветер в двери,
             Может, встречные три,
             А и сам разбери!
             Хошь и крут мой порог -
             Потрудись, паренек!
             Не с горохом пирог,
             Сахарок - говорок!
             Закажи себе на ужин,
             Господин хороший,
             Закажи себе жемчужин
             Горловых горошин.
             Голубиных тех стай
             Воркот, розовый рай!
             Ай река через край?
             Две руки подставляй!
             Мимо рук - да в сугроб?
             Воркоток-говорок.
             Вдоль хребта холодок -
             Рокоток-говорок!
             От румяных от щек -
             Шаг - до черных до дрог!
             Шелку черный шнурок,
             Ремешок-говорок.
             Губы даны мне - давать имена,
             Очи - не видеть, высокие брови над ними -
             Нежно дивиться любви и - нежней - нелюбви.
             Чтобы помнил не часочек, не годок -
             Подарю тебе, дружочек, гребешок.
             Чтобы помнили подружек мил-дружки -
             Есть на свете золотые гребешки.
             Чтоб дружочку не пилось без меня -
             Гребень, гребень мой, расческа моя!
             Нет на свете той расчески чудней:
             Струны-зубья у расчески моей.
             Чуть притронешься - пойдет трескотня
             Про меня одну, да все про меня.
             Чтоб дружочку не спалось без меня -
             Гребень, гребень мой, расческа моя!
             Чтобы чудился в жару и в поту
             От меня ему вершочек - с версту,
             Чтоб ко мне ему все версты - с вершок, -
             Есть на свете золотой гребешок.
             Чтоб дружочку не жилось без меня -
             Семиструнная расческа моя!
      Любовь - это всего лишь большое ухо. Потому-то она и слепа: ничего не видеть, - знать, чтобы все слышать, - понимать. "Бабушка, почему а вас такие большие уши?" - "Чтобы лучше тебя услышать, малышка". Длинные, длинные, длинные уши любви.
      Замереть...чтобы услышать. Как бы я хотела - как хотела бы - как я хотела бы...чтобы Вы начали засыпать и бормотали бы какие-нибудь слова. Которые тонули бы во сне.
             Люблю ли Вас?
             Задумалась...
             Глаза большие сделались.
             В лесах - река,
             В кудрях - рука
             - Упрямая - запуталась.
             Любовь - старо.
             Грызу перо.
             Темно, - а свечку лень зажечь.
             Так. Справимся.
             Знак равенства
             Между любовь - и бог с тобой.
             Что страсть? - Старо.
             Вот страсть! - Перо.
             Есть запахи -
             Как заповедь...
      Можжевельник...мой любимый...Я лишь начинаю Вас любить, еще ничего нет, все будет!
             Я кружавчики сплетала,
             Завтра сети буду плесть.
      Не будем торопиться. Если все это судьба, а не случай, не будет ни Вашей воли, ни моей. Иначе - все это не имеет никакой цены. Никакого смысла. "Милые" мужчины ис­числяются сотнями, "милые" женщины - тысячами. Быстро, быстро, скажи мне несколько слов, не думая...
             Нет, с тобой, дружочек чудный,
             Не делиться мне досугом.
             Я сдружилась с новым другом,
             С новым другом, с сыном блудным.
             Нынче в море с ним гуляем,
             Завтра по лесу с волками.
             Что ни ночь - постель иная:
             Нынче щебень, завтра - камень.
             И уж любит он, сударик,
             Чтобы светло, как на Пасху:
             Нынче месяц нам фонарик,
             Завтра звезды нам лампадка.
      Хотите правду? Пусть твердим мы: "твоя, вся твоя!", чуть дыша...Правду, которую Вы никогда не услышите от того, кто Вас любит. И еще меньше от того, кто не любит. Вы недавно сидели за столиком. Слушали музыку, стихи, меня. Вы - человек наслаждений. Не возражайте, я знаю вес этого слова и самого понятия, и именно потому, что знаю, при­хожу в отчаяние. Ибо эта болезнь неизлечима. Наслаждение - не женщины, лошади и другие общие места - плоть, но: растение, звук, свет. Все постигается Вами, но постигает­ся единственно кожей, которая у Вас бесконечно проницательна и которая, боюсь, заме­няет Вам душу. Все ласкает Вас, гладит, словно ладонью. Интересно, чем Вы слушаете Бетховена? "Через страдания - к радости" - мое первое и последнее слово на земле - и не на земле!
      Я люблю ладонь. Вся жизнь заключена в ладони. Но послушайте! Нельзя так: ничего, кроме ладони! И есть лучше, чем "жизнь"! А что Вы делаете с твердой открытой верхней частью кисти?
      С напряженностью пальцев?
      С упругостью запястья? Любить то, что тепло, гладко и мягко - невелика заслуга, лучше уж было бы оставаться в утробе матери. Вы любите стихи - даже не как цветы, Вы их любите, как духи. Наслаждение, без которого можно обойтись. Мой любимый! Если бы это было в Вашей жизни необратимо, я бы Вам ничего не говорила, как ничего не говорят поэту, у которого все стихи ничтожны. Но я верю в Вас. То, чего я хочу для Вас, - это боль. Не та, что сваливает нас, как удар дубины, и делает нас ослами или мертвецами. А другая: та, что превращает наши жилы в струны скрипки! Чтобы Вы, который весь - только кожа, в некоторые часы оставались без кожи. С содранной кожей, с незащищенной плотью. Я не хочу, чтобы Вы отталкивали от себя чтобы то ни было, "потому что это больно". Это должно причинять боль, иначе "оно" - чем бы оно ни было - не есть, не имеет права называться "этим". Оно меньше, чем ничто. Вы не любите - не хотите - Бетховена и отступаете перед Микельанджело. Пусть это будет Вашей силой, а не сла­бостью. Отрицание знанием. А не обоими закрытыми глазами и закупоренными ушами - бедный страус в сей пустыне, именуемой - наслаждение!
      Мой маленький! Перечисляя Ваши звериные добродетели, я забыла: чувство страха. Вы от страха не любите Бетховена. От того же страха, который заставдяет волка выть в полнолуние, собаку под звуки рояля. Я не могу, чтобы Вы были слабым, - потому что я не смогла бы Вас любить. Будьте слабыми в обстоятельствах так называемой частной жизни. Но есть жизнь вне обстоятельств! И она не выносит ни слабости, ни частностей. Вспомните, что эпикурейцы из всех искусств жизни лучше всего практиковали искусство умирать. Вы дали мне все: все мои возможности человеческой нежности, столько печали, столько желаний.
             Грудь женская! Души застывший вздох -
             Суть женская! Волна, всегда врасплох
             Застигнутая - и всегда врасплох
             Вас застигающая - видит бог!
             Презренных и презрительных утех
             Игралище. - Грудь женская! - Доспех
             Уступчивый!..
             Глоток воды во время муки крестной
             - Подай или добей.
             Так повторяется само, так против воли
             Так вновь и вновь -
             Неотвратимее ночного стука
             В полную тишь...
             Так о ворота отбиваешь руку.
             Стучишь - а в доме тишь.
             Когда не голосом уже, когда без звуку -
             Взглядом кричишь!
             Так вырывается само, как будто с корнем
             Душа извлечена.
             Настойчиво - бессмысленно - повторно -
      Сделайте же так, чтобы Ваша грудь - эта клетка с прутьями - нашими ребрами - заключила в себя и меня. Нет! Чтобы я там была свободна - нет! - чтобы я потерялась там, расширьте ее! Расширьте себя! Не для меня, я ничто! Но для всего того, что через меня хочет проникнуть в Вас.
             Простите меня, мои горы!
             Простите меня, мои реки!
             Простите меня, мои нивы!
             Простите меня, мои травы!
             Простите меня, мои реки...
      Возьми меня с собой в твой глубокий сон, я буду спокойна, возьми только мое сердце.
             Ах, нельзя!..
             Я - девочка, - с тебя никто не спросит!
      Непременно хочу видеть тебя спящим, иначе это будет преследовать меня до самого последнего часа...
             Что глядишь?
             Нравлюсь?..
             Не прихорашивается для встречи любовь...
             Возлюбленный! Ужель не узнаешь?
             Я ласточка твоя, Марина!

      А.   Бывает: захватывает дыхание ветер! Но больше действует тихая равнодушная жизнь. Меняются времена года, шуршат по земле люди, растут травы.
             Трава течет в тиши ржаных межей,
             И облака вскипают белой пеной.
      Любовь чрезвычайно похожа на обычную жизнь. Но какая разница! Любовь вначале только количественно отличается от жизни, но потом получается принципиальная разни­ца. Любовь исполняет, что хочет, но не раскаивается никогда и не жалеет ничего. Она не сознает никакой мысли. В голову взошло сердце и там бьется над глазами. К идеалу, к мечте, к фантазии у человека существует не любовь, а особое чувство. Блужда­ющее сердце! Оно содрогается от предчувствия: невозможное - невеста человечества, к невоз­можному летят наши души.
             В душе моей движутся толпы...
             Их топот, их радостный топот,
             Как камней сползающих грохот.
             Без меры, без края, без счета...
      Я помню время, когда ум скучал и плакал по вечерам при керосиновой лампе. Моло­дая женщина, забытая теперь без звука, преданная, верная, обнимала дерево от своей тос­ки. Она Ксения Иннокентьевна Смирнова, ее больше нет и не будет.
             Древний мир, воспетый птицами,
             Населенный ветром и водой,
             Озаренный теплыми зарницами,
             Ты живешь во мне...
      Висели портреты в красках. На них давно погибшие мещане, женихи с невестами. Каждый из них наслаждается собой. Выражает удовлетворение происходящей жизнью. Позади фигур - церковь. Растут дубы счастливого лета. Давно уже минувшего.
             Как тополи в тихие ночи,
             Недвижны, стройны конопли...
      Солнце светит на открытые волосы женщин, их могильными камнями вымостили тротуары городов и уже пятое поколение топчет ногами надпись: "Здесь покоится прах девицы Анны Васильевны Стрижевой. Нам плакать и страдать, а ей на господа взирать".
             Чтобы воскреснуть, каждый распят.
      Равномерные силы держат землю в оцепенении: дуют ветры, течет вода, все пропа­дает и расстается в прах; люди, пауки, земляные комарики, - ничто не осталось в целости, все они, любимые своими детьми, истреблены на непохожие части, и кто остался - им не над чем заплакать, а кто умер - тот умер ни за что, и теперь не найдешь, кто жил когда.
             Песком времен занесены следы племен.
                                     ...океан молчания,
             Где забылись тысячи веков.
      В мире тихий ветхий вечер.
             Нам усталость мочит белые глаза.
      Мы непрерывно отвлекаемся иллюзиями от сознания своего истинного положе­ния. Если бы человек мог сосредоточиться, он бы заплакал.
             Как тоскует верба в поле!
             Ветер как гудит!
             Мы на ветру живем...
             Светит снег у плетня
             На забытом гумне,
             Куры ждут давно дня -
             Покопаться в зерне.
             Вся деревня в снегу,
             И река подо льдом,
             На промерзшем лугу
             Ходит ветер огнем.
             Уходили века,
             Нивы ждали весны...
             Но тропа далека
             До зеленой сосны...
             Земле не очень надобен поэт.
             Как ни смеется он, а все равно заплачет.
             Хоть и поёт он, песня его спета.
      Искусство как теперь его понимают, не нужно. Искусство это организация хаоса. Чего нет, что невозможно, неведомо, неимоверно, но что - будет. Мир состоит из обездолен­ного вещества, любить которое почти нельзя. Современное искусство - организация сим­волов, призраков материи. Не труд, а песни о труде.
             Небесами ясными
             Облака бежали,
             Взорами уставшими
             Отдыха искали...
      И такой образ действительности, как слово, - часть действительности, но это поверх­ность действительности. Образ, это всегда - поверхностная идея.
             Кто говорит - тот в гробу шевелится,
             А не живет...
      Только философы могут думать, что Бог от вечности задумал создать мир ограничен­ных смертных существ и видеть в таком плане премудрость.
             Где чувства мало - там мысли много,
             Где мысли много - там чувства нет.
             Тихое плескание
             Позабытых слов.
             И опять я плачу от звезды.
      Иногда говорят: в фотографиях солнца нам дано все, по чему мы можем составить полное представление о том, что такое солнце. И уж наша вина, что до сих пор мы не сумели прочитать их.

      М.   Его не полюбит женщина, в нем нет никакого обещания, он слишком занят своими мыслями. В одного влюбляются только от отчаяния. Женщин же не бывает глупых, они же видят: любимые всегда обманывают еë надежду, они оказываются не теми, величию которых женщина пожертвовала себя.

      А.   В фотографиях солнца часть информации о процессах на солнце потеряна и невосстановима. Рукописи горят.
             Земля сама - воздушный шар
             На солнечной веревке,
             Внутри клокочет газ и жар
             В гранитной упаковке.
             Летит - по солнцу чертит тень -
             Не слышно и не дышит,
             И груз пространств и деревень
             Несет и не колышет.
             И воет, воет и гнетет
             Машина тяготения,
             Но прочен трос стальной - не оборвет,
             И скорость не скорее времени.
      Совершенно ясно: солнце никаких тепловых лучей не испускает. Это земля совмест­ным сопротивлением сложной атмосферы и почвы превращает электромагнитную энер­гию солнца в тепло. А лунные токи, из солнечного электричества, возбуждают мозг чело­века и перестраивают его по своему. История людей всегда была как практическое реше­ние единого энергетического вопроса. То, что нам подсовывают, как история, - совсем не история. Атомная энергия существует и существовала в природе - до открытия ее чело­веком.

      М.   У греков демон и гений - одно. А мы - не гении. Мы простые люди. Невозможные ни в какой другой стране.

      А.   Нужно думать о другом, - о том, что нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Об энергии или явлении, которые не существуют, не существовали и никогда не будут существовать в природе, - если они не будут произведены искусством человека.
             Иди против ветра, чтоб ветер устал!
      Не взрыв, не огонь, пламя, а всего лишь зодчество: пересоставление элементов, поте­рявших сопротивление, - в нужном порядке.
             Нельзя лбом стену прошибить,
             Зато возможно пальцем протереть.
             Летит звезда к звезде, никто не умирает,
             У человека навсегда задумались глаза.
             Под знойно играющим солнцем
             День зелен, медлителен, жгуч.
             Травинка дрожит волоконцем,
             И каждый комочек живуч.
             Еще сладка еда и горячо дыхание жены.
             Смеемся мы, любовь не перескажем с утра и до утра.

      М.   Всякое не люблю сложно - как и люблю. Дорогой друг! Ваше письмо похоже на Вас. Я читала его более осмысленно, чем Вы его писали. Оно мне понравилось.
      За два дня я перечитала его четырежды. Я только хотела узнать одну вещь: вы писали его для меня или для себя? Золотце мое, откуда у тебя взялись силы держать перо?
      Все места, которые мне не удалось расшифровать с первого взгляда, остались и оста­нутся для меня темными. Утешаю себя тем, что они, вероятно, были наиболее нежными.
             Мой молодой господарчик!
             Нет, дружочек, это проще,
             Это пуще, чем досада:
             Мне тебя уже не надо.
      Напрасно вы говорите, что "запинались" в Вашем письме; все вполне гладко... текуще...бегуще. Ничего темного, исключая почерк. И Вы считаете, что Вас уже захлест­нула лирическая волна? Вы любите слова, вкладываете в них нежность. Ваша нежность, предназначенная мне, не что иное, как она же, предназначенная им. Если Вы меня и любите, то через мои стихи. Другие любили через меня мои стихи. В обоих случаях меня скорее терпели, чем любили.
             Живу - никто не нужен!
             Взошел - так и живи!
             Ну а ушел - как не был
             И я - как не была.
             До первого чужого.
      Во мне всегда было нечто чрезмерное для тех, кто ко мне приближался.
      Ваш лоб хмурится в благородном усилии понять. Впрочем, как говорят немцы, "ich schenke es Ihnen". По французски: я Вам это прощаю. Подарите мне в награду мундштук. Я потеряла свой во время прогулки с Борисом. "Столько просьб у любимой всегда! У раз­любленной просьб не бывает". На этот раз "столько просьб" - у любящей! Вчера весь вечер защищала Вас с рыцарским пылом, над которым смеялась сама. Все, в чем Вас обвиняют - верно, но это моя забота, не других. Ни у кого, кроме меня, не хватит простодушия стра­дать из-за Вас. "Он заставляет нас попусту тратить время!" Меня "он" заставляет терять лучшее.
      В Вашем письме есть слова - нежности. Они ласкают мое сердце. Слова - ладони. Как приятно засыпать с таким письмом. Спасибо.
      И слова правоты - в моем. Хорошо бодрствовать с таким письмом. Благодарите же.
      Слишком думать о Вас означило бы заставить и Вас подумать обо мне, - вдохнуть свежего воздуха, дать Вам свободу. А я против насилия, даже освободительного.
      Вся моя жизнь была не чем иным, как ожиданием того, что "однажды будет". То, что "будет", так же маловероятно, как то, чего не было совсем. Какое малодушие говорить Вам об этом.
      Продолжайте писать мне. Второе письмо - испытание. Докажите. Я бы хотела про­читать Ваши стихи. Вы мне дадите их? Я прочту их внимательно и скажу Вам правду.
      Вы, конечно, больше не будете мне писать - ведь у Вас они есть, мои стихи. Вы как ребенок, которого заставляют идти, показывая ему яблоко: как только он его получит, он остановится. У Вас оно есть, - яблоко.
             Из Индии пришлите камни.
             Когда увидимся? - Во сне.
             - Как ветрено! Привет жене
             И той - зеленоглазой - даме.
      Я оборачиваюсь на Вас через плечо. Не на Вас. На себя.
      На себя, которую я вот-вот опережу. Мой любимый! Завтра или послезавтра я спрошу у Вас, что Вам, в точности, приснилось в четверть второго ночи сегодня, в воскресенье. Мне приснилоась, что Вы умерли. Вспоминаю Вашу голову: по утрам - вьющуюся бараш­ком, днем - укрощенную, перечеркнутую пробором. По вечерам - растрепанную, молодую. И всю Вашу небрежную нежность. Но не должно слишком думать о Вас, спокойной ночи.
      Если Вы спите спокойно, Вы обязаны этим мне. Истинный палач, палач средневеко­вья, - тот, кто имел право обнять свою жертву. Тот, кто дарует смерть, а не тот, кто лишает жизни. Какая низость! Я была слаба. Вы были Вы. Я просто пыталась жить. Жить - это неудачно кроить и беспрестанно латать - и ничто не держится.
             Маленький розовый домик,
             Чем он мешал и кому?..
      Когда я пытаюсь жить, я чувствую себя бедной маленькой швейкой, которая не может сделать красивую вещь оттого, что все валится из рук. И которая, отбросив лоскутья, нож­ницы, нитки, - принимается петь. А за окном идет вечный дождь.
             Домик смиренный и давний,
             Чем ты смутил и кого?
             А для меня и для Асеньки
             Был ты всегда дорогим.
             С медными ручками двери...
             Маленький домик любимый,
             Чем ты мешал и кому?..
             У всех детей глаза одни и те же:
             Невыразимо-нежные глаза!
             Мне кто-то в сердце забивает гвозди!..
      Небо проходит - вечное, непрерывное - надо мной, проходящей мгновенно, - навсегда. Я - это все те, кто пребыл и увидел так. Кто пребудет и увидит так же. Я в то утро? Я ее даже не знаю...ЛжеМарина! Разве я могу лукавить, хитрить? Я могу лишь кричать: да! - как кричит ребенок: "К тебе!" - раскинув руки - одну на запад, другую - на восток, - ни больше, ни меньше. Жизнь, эта насильница душ, заставляет меня играть сей фарс. Подбирать, ползая на коленках, щепки, оставшиеся после рубки? Нет, нет и нет. Руки за спину и спина - прямая. Разве могла бы я - даже ценою царствия небесного - пойти на это? Друг, должно существовать небо и для любви. Другое небо. Радужное.
             Словно во ржи лежишь:
             Звон, синь...
             Неподражаемо
             Лжет жизнь:
             Сверх ожидания,
             Сверх лжи.
             Но по дрожанию
             Всех жил
             Можешь узнать:
             Жизнь!..
      Я не боюсь старости, не боюсь быть смешной, не боюсь нищеты - вражды - злословия.
             Ведь все равно - что говорят - не понимаю.
             Ведь все равно - кто разберет? - что говорю.
             Говорушка я лесная
             На гнилом змеином пне.
      Сердце сжимается от безнадежности...от ненужности. Кому-то не заплатила.
             Знаю, умру на заре!
             Отведя нецелованный крест.
             Про́резь зари -
             И ответной улыбки проре́з...
             Стать тем, что никому не мило,
             Стать как лед...
             Не зная ни того, что было,
             Ни что придет.
             Забыть, как сердце раскололось -
             И вновь срослось.
             Забыть свои слова, и голос,
             И блеск волос.
             Браслет из бирюзы старинной -
             На стебельке:
             На этой узкой, этой длинной
             Моей руке.
             Как перепрыгивали ноги
             Через плетень...
             Забыть, как рядом по дороге
             Бежала тень.
             Забыть, как пламенно в лазури,
             Как дни тихи...
             Все шалости свои, все бури -
             И все стихи!
             И не раскроются - так надо -
             - О, пожалей! -
             Ни для заката, ни для взгляда,
             Ни для полей -
             Мои опущенные веки.
             - Ни для цветка!..
             И так же будут таять луны
             И таять снег...
      Когда-нибудь, когда у Вас будет время, перечтите мои стихи. Чтобы найти меня там живую.
             Вот в полуистоме ты над страничкою поник.
             Ты вспомнишь все. Ты сдержишь крик...
      Все это скоро кончится. Я уже чувствую, как оно уходит. Чувствую под ресницами. Внутри губ. Жизнь наполнится устройством дел.
      Подыхает наша дружба. Иди к другим. Новая найдется дура.
             Я знаю, я знаю,
             Что прелесть земная,
             Что эта резная,
             Прелестная чаша -
             Не более наша,
             Чем воздух,
             Чем звезды,
             Чем гнезда,
             Повисшия в зорях.
             Я знаю, я знаю
             Кто чаше хозяин!..
             Друг! Заклинаю свою же память!
             Чтобы в стихах -
             - Свалочной яме моих высочеств! -
             Ты не зачах.
             Ты не усох наподобие прочих.
             Чтобы в груди -
             - В тысячегрудой моей могиле
             Братской! - дожди
             Тысячелетий тебя не мыли.
             Чтоб не истлел
             С надписью: неопознан...
             Я спеси не сбавлю!
             Я и в смерти - нарядной
             Пребуду...
      Милый! в сторону всякие ласковости, любезности, нежности, уменьшительности, - Вы дороги мне, но - мне нечем больше дышать с Вами. А теперь - спокойной ночи. Обнимаю Вашу темноволосую голову, я буду помнить - только рот.
             Веселись, душа, пей и ешь!
             А настанет срок -
             Положите меня промеж
             Четырех дорог.
             Не чуралася я в ночи
             Окаянных мест.
             Высоко надо мной торчи,
             Безымянный крест.
             Не один из вас, други, мной
             Был и сыт и пьян.
             С головою меня укрой,
             Полевой бурьян!
             Не запаливайте свечу
             Во церковной мгле.
             Вечной памяти не хочу
             На родной земле.
             Друг! Не ищи меня! Другая мода!
             Меня не помнят даже старики.
             Ртом не достать! Через Летейски воды
             Протягиваю две руки.
             Как два костра, глаза твои я вижу,
             Пылающие мне в могилу - в ад, -
             Ту видящие, что рукой не движет,
             Умершую сто лет назад.
             Со мной в руке - почти что горстка пыли -
             Мои стихи! - я вижу: на ветру
             Ты ищешь дом, в котором родилась я - или
             В котором я умру.
             Сказать? - Скажу! Небытие - условность.
             Ты мне сейчас - страстнейший из гостей...
             О, сто моих колец! Мне тянет жилы,
             Раскаиваюсь в первый раз,
             Что столько я их вкривь и вкось дарила,
             Тебя не дождалась!
             И грустно мне еще, что в этот вечер,
             Сегодняшний - так долго шла я вслед
             Садящемуся солнцу, - и навстречу
             Тебе - через сто лет.
             Как луч тебя освещает!
             Ты весь в золотой пыли...
             Всюду бегут дороги,
             По лесу, по пустыне,
             В ранний и поздний час.
             Люди по ним ходят,
             Ходят по ним дроги,
             В ранний и поздний час.

      А.   У дороги края нету,
             Нету дома и конца,
             Мы идем по голубому свету,
             Ищем голубиного яйца.

      М.   Топчут песок и глину
             Страннические ноги,
             Топчут кремень и грязь...
             Кто на ветру - убогий?
             Всяк на большой дороге -
             Переодетый князь!

      А.   У дороги края нету,
             Нету дома и конца...



m.kovrov@mail.ru       

статистика