библио
хроника
Чаадаев
Мятлев
Гагарин
Virginia
A&V
V&P
Марина
Шергин
Власов
МХАТ
Малый т-р
Доронина
Ефремов
наука

Чаадаев был человек частный. Писал письма, они никуда не отправлялись. Принимал по средам, затем по понедельникам, вечером, потом утром, с часу до пяти, по нашему днем. Регулярно бывал в английском клубе, появлялся в полночь, не раньше первого удара, а по средам и субботам - к обеду, в эти дни вечером - театр, представления французской труппы.
      Письма читали, переписывали. Чаще всего адресаты знали о письмах по пересказам*. Иногда что-то попадало в печать. "Христианское бессмертие есть жизнь без смерти, совсем не то, что обыкновенно воображают: жизнь после смерти" (Телескоп, 1832, ч.9, "Нечто из переписки NN").
      Одно из писем (якобы к Екатерине Дмитриевне Пановой**) опубликовано Надеждиным в 1836 г. Его не так прочитали. Не с теми интонациями. Герцен вспоминал: "Я два раза останавливался, чтобы отдохнуть и дать улечься мыслям и чувствам, и потом снова читал и читал. Я боялся, не сошел ли я с ума...то же самое происходило в разных губернских и уездных городах, в столицах и господских домах" (правильные интонации восстановлены Платоновым в 1950 г., в его пьесе "Ученик лицея"). Студенты Московского университета явились к попечителю графу Строганову и заявили, что готовы с оружием в руках вступиться за оскорб­ленную Россию. Цынский, московский обер-полицмейстер, бывший управляющий конным заводом графа Алексея Федоровича Орлова, будущего шефа жандармов, допрашивает Панову, в связи с опубликованным письмом: - Расскажите о состоянии Вашей нервной системы. Панова: - Нервы у меня до того раздражены, что я дрожу от отчаяния, особенно когда меня начинают бить и вязать.
      Строчки Чаадаева "Уж я с другим обручена! Уж я другому отдана!" из повести в стихах "Рыбаки", напечатанной в 1828 г. в типографии императорской медико-хирургической академии по разрешению цензора Сергея Аксакова, вошли в 1832 г. в ответ Татьяны Онегину. Этими тремя случаями и ограничиваются его публикации.
      Чтобы успокоить студентов, царь предписал считать Чаадаева умалишенным, Надеждина выслать в Усть-Сысольск, а ректора московского университета Болдырева, известного востоковеда и цензора журнала, отставить за нерадение от службы, что лишало его права на пенсию. Когда Надеждин принес Болдыреву чаадаевское письмо, тот с увлечением играл с дамами в карты по маленькой и прогонял Надеждина. Потом согласился слушать во время игры и тут же на ломберном столике подписал одобрение к печати. Надеждин читал с пропусками, чтобы не отвлекать ректора от игры.
      Никому Чаадаев не был так дорог, как тем, которые считались его против­никами, пишет А.С.Хомяков, "противник". Далее: "просвещенный ум, художест­венное чувство, благородное сердце - таковы те качества, которые всех к нему привлекали"; "сам бодрствовал и других побуждал", "в сгущающемся сумраке...не давал потухать лампаде". Дневник Пушкина, запись о Чаадаеве: "Твоя душа заме­нила мне счастье, одного тебя может любить холодная душа моя"***. Ни Пушкин, ни Хомяков, ни Герцен не были в состоянии оценить масштаб личности Чаадаева, "он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес" - поэтично, т.е., по Толстому, заимствовано, и потому бессмысленно. "Склад его речи и ума поражал всякого какой-то редкостью и небывалой невиданностью" - из воспоминаний современника (Вестник Европы, 1871, т.4, № 7, с.181). После чаадаевской фразы (напр., "В одной громогласной русской песне заключается более русской жизни, нежели как в целой кипе русских летописей") вдруг оказываешься в другой стране, в другом мире, и Платонову уже легко сказать, что впоследствии, и навечно, живой тайной мира займется искусство, а не наука, как обыкновенно считают.
      В одном из неотосланных кому-то писем "Ревизор" определялся как циничная пьеса. Гоголь приходил, делал вид, что дремлет, по обыкновению, а сам все при­мечал: лысинка на лбу, морщинки по обеим сторонам щек, привычка распростра­нять копии собственных писем, желание быть полковником, напялить на Россию новую шинель. Назовем Акакием Акакиевичем: "Теперь всякий честный человек считает в лице своем оскорбленным все общество. Говорят, весьма недавно посту­пила просьба от одного капитана-исправника, не помню какого-то городу, в котором он излагает ясно, что гибнут государственные постановления и что священное имя его произносится всуе". Как известно, "все мы вышли из гоголевской шинели": восхищение Розой Люксембург ("Чевенгур") очень похоже на чаадаевское "восхи­щение" Западом. Главный вывод, к которому пришел Чаадаев, сформулирован также Платоновым, в "Ученике лицея" Чаадаев говорит: "В нынешних книгах нет ответа на сокровенные вопросы человечества...Я их читал".
      Это, в частности, означало, что его нет и в библии****. Проповедь, переданная в Писании, разъяснял Чаадаев дамам в гостиных, была обращена к присутствующим; при записи текстов пропали интонации и потребовались толкования; постепенно они принимали местную и современную окраску; слова лишились силы и авто­ритета, под бессмертием стали воображать жизнь после смерти. Толкования, выработанные церковью, продолжает уже Толстой, освящают устройство жизни, основанное на насилии. Библия всего лишь книга, пропитанная ненавистью палес­тинских апокалипсисов, заключает Гагарин (Николай Федоров), ее проповедники сеют зло, истинная религия одна - это культ предков; допускать возможность более чем одной религии равносильно отрицанию религии; терпимость, говорящая, что все религии истинны, указывает на равнодушие, признает ненужность религии; веротерпимость - это терпимость ко вражде и розни.
      Фактов давно уже больше, чем нужно, настаивал Чаадаев, народы уже рас­сказали все свои предания, в истории уже больше нечего делать, как размышлять; толкования - это выбор и группировка фактов; если в истории скрыто важное поучение, на него укажут другие способы группировки известных фактов, чем дальнейшее их накопление. Гагарин, рассмотрев 288 решений вопроса о цели жизни, предлагавшихся ветхими людьми, а также современные представления ученых, полуученых и совсем неученых и перегруппировав известные факты, пришел к заключению, что источник зла - не в общественном устройстве и не в природе человека*****, а вообще в природе, в ней господствуют законы случайного блужда­ния, ведущие к вырождению и вымиранию, они и есть главный источник зла. Пос­тавив целью человечества воскрешение погибших от смерти, мы узнаем, в какой степени мы способны управлять процессами случайного блуждания. Платонов уточняет: отрицая "закон" борьбы, нельзя числить природу во врагах.
      Без сомнения, Гагарин следовал Чаадаеву, тот говорил: "Без слепой веры в отвлеченное совершенство невозможно шагу ступить по пути к совершенству, осуществляемому на деле. Только поверив в недостижимое благо, мы можем при­близиться к благу достижимому. Без этой светящейся точки, которая сияет впереди нас в отдалении, мы шагу не могли бы ступить среди глубокой окружающей нас тьмы...На пути, ведущем к абсолютному совершенству, расположены все те малень­кие совершенства, на которые могут притязать люди". Не важно, возможно ли осуществление проекта Гагарина, это - правильная постановка вопроса, оптималь­ная стратегия противостояния разрушительным тенденциям, и в том числе: межна­циональной, религиозной, классовой, сословной напряженностям.
      Для того, чтобы стать достоянием человечества, пишет Чаадаев, идея должна пройти через известное число поколений, идея становится достоянием всеобщего разума лишь в качестве традиции. Именно этот процесс и идет. Мы этого не замечаем, как не ощущаем вращения Земли. Если она вращается.
      Чаадаев похоронен, согласно его завещанию, рядом с Авдотьей Сергеевной Норовой. Она умерла от любви. Сохранились ее письма. (А.С.Норова - П.Я.Чаадаеву: "Моя душа уже не принадлежит мне. Она связана с вашей". П.Я.Чаадаев - А.С.Норовой: "Вера в ангелов, ангел мой Дуничка, не есть догмат веры. Есть только три способа быть счастливым: думать только о Боге, думать только о ближнем, думать только об одной идее".) Норова, Болдырев и Чаадаев лежат в Некрополе Донского монастыря на расстоянии вытянутой руки.


*  Чаадаев - брату (1848): "На днях приехал из Петербурга один мой приятель (Вяземский) и очень удивился, когда его здесь стали спрашивать про письмо, к нему писанное и всеми читанное тому три года назад"; Чаадаев - М.И.Жихареву, годом ранее, об этом же письме: "Мне нечего повторять вам, что в мои намерения не входило посылать его по адресу"
** ходили упорные слухи, что письмо посвящено княгине З.А.Волконской; оно обращено к Екатерине Александровне Свербеевой (урожд. княжна Щербатова), и к ней же - строки Чаадаева: "Пусть Творец,/Пусть даст Святого мне венец,-/Он мне не нужен!" (1827)
***  "Ты был целителем моих душевных сил", "В минуту гибели над бездной потаенной/Ты поддержал меня недремлющей рукой" (речь идет о цареубийстве), "Мне ль было сетовать о толках шалунов.../Когда гордиться мог я дружбою твоею" ("Чаадаеву")
**** "Старый театрал" С.П.Жихарев - А.И.Тургеневу (1829): "сидит один взаперти, читая и толкуя по-своему Библию и отцов церкви"
*****  Чаадаев - Пушкину (1831): "Заметили ли вы, что происходит нечто необычное в недрах морального мира, нечто подобное тому, что происходит, говорят, в недрах мира физического?"; "в недрах мира физического" - лиссабонское землетрясение, "с которым вам нечего было бы делать", и далее: "но смутное сознание говорит мне, что скоро придет человек, имеющий принести нам истину времени"; через пятьдесят лет начинает говорить о подобных связях Гагарин - и тоже о лиссабонском землетрясении, - и формулирует "истину времени" (что с этим делать)




  Приложения.

Философические письма


"...мы не собираемся здесь иследовать философию во всем ее объеме; задача наша скромнее: раскрыть не то, что содержится в философии, а скорее то, чего в ней нет. Надеюсь, это не окажется выше наших сил" (3 ф.п., в нумерации Д.И.Шаховского и его переводе; согласно первоначальному замыслу 3 ф.п. должно было быть первым)


Письма написаны на французском языке и переводы существенно разнятся. М.О.Гершензон: "все вокруг нас могло заставить меня только молчать", "то немногое, что я позволил себе сказать вам" (1 ф.п.), Шаховской: "все вокруг вас призывало меня к молчанию", "то немногое, что мне было позволено вам поведать" - это два разных Чаадаева. Точнее: два совершенно разных отно­шения к Чаадаеву; чаадаеведы Гершензон, З.А.Каменский, Б.Н.Тарасов не могут скрыть своей неприязни к нему, Каменский, приводя переводы Шаховского, вносит поправки (например, "содер­жание истории" заменяет на "сырье истории", перевод Шаховского якобы "вводит читателя в недоумение - как можно "исчерпать" "содержание" истории?"), ведь сам "Чаадаев считал свой трактат недостаточно отделанным, отредактированным, и это соответствовало действительнос­ти". И действительно, в "Апологии сумасшедшего" Чааадаев признается ("я счастлив, что имею теперь случай сделать это признание"), что в опубликованном в "Телескопе" письме были некото­рые преувеличения; например, "было преувеличением не воздать должного этой церкви, столь смиренной, иногда столь героической, которая одна утешает за пустоту наших летописей, которой принадлежит честь каждого мужественного поступка, каждого прекрасного самоотвержения на­ших отцов, каждой прекрасной страницы нашей истории" ("воздать должное" - в полной мере осу­ществлено Толстым, "В чем моя вера"); и другие преувеличения; например, касающиеся Запада: "Там неоднократно наблюдалось: едва появится на свет божий новая идея, тотчас все узкие эго­измы, все ребяческие тщеславия, вся упрямая партийность, которые копошатся на поверхности общества, набрасываются на нее, овладевают ею, выворачивают ее наизнанку, искажают ее, и минуту спустя, размельченная всеми этими факторами, она уносится в те отвлеченные сферы, где исчезает всякая бесплодная пыль"; в результате любое размещение текстов Чаадаева по ящичкам, как это принято в науке, вынуждает говорить чаадаеведов о "парадоксальности".
      Народы Европы имеют некоторое семейное сходство, но у каждого есть еще свой частный характер, пишет Чаадаев в упомянутом письме. Платонов, очевидно, читал его в переводе Гершензона: "здесь идет речь...о тех идеях, которые овладевают ребенком в колыбели, окружают его среди детских игр и передаются ему с ласкою матери", и он (в "Чевенгуре", опубликовано в 1929 г.: "Происхождение мастера") дает свой перевод: "мать ничего ему не прошептала, а самому про весь свет нельзя сообразить" (перевод Шаховского: "о мыслях, которые охватывают ребенка в колыбели, окружают его среди игр, которые нашептывает, лаская, его мать").
      Чаадаев (1837 г.) о письме, опубликованном в "Телескопе": "читанное и перечитанное сотни раз еще до опубликования, причем в оригинале, гораздо более резком, чем слабый перевод, который был напечатан, оно никогда не вызывало чьих бы то ни было нареканий, не исключая даже и самых страстных патриотов".


"Дело не в том, чтобы заполнять память фактами, их там и так слишком много. Большая ошибка думать, будто обилие фактов обеспечивает в истории достоверность...Если бы в этой отрасли науки идти к достоверности и стремиться к положительному знанию лишь с помощью фактов, их никогда не будет довольно...Поэтому для нас должно быть правилом: подвергать обсуждению известные нам факты и стараться иметь в уме больше живых образов, нежели мертвого материала...Мы признаем исторический материал совершенно полным, но мы мало доверяем логике исторической науки. И если бы в течение времен мы, подобно другим, находили одни только человеческие побуждения, вполне свободную волю, то как бы мы ни нагромождали факты в уме, как бы самым удивительным образом ни выводили их один из другого, история не открыла бы нам ничего того, что мы в ней ищем, мы бы увидели в ней лишь ту же человеческую игру, которую в ней видели все (...едва ли стоит говорить, что не к восстановлению идеи суеверного повседневного вмешательства Бога мы призываем человеческий разум)" (7 ф.п.)


Как известно, Чехов всю жизнь выдавливал из себя раба; по капле. А вот что говорит об этом Чаадаев: "Я спрашиваю вас, какое мнение составили бы вы себе о человеке, который бы утверждал, что существует одна нравственность для юности, другая для зрелого возраста, третья для старости, и что воспитание имеет значение только для ребенка и юноши " (2 ф.п.)
      В другом месте ("Апология сумасшедшего") он пишет: "Есть один факт, который властно господствует над нашим многовековым историческим движением, который проходит чрез всю нашу историю, который содержит в себе, так сказать, всю ее философию, который проявляется во все эпохи нашей общественной жизни и определяет их характер, который является в одно и то же время и существенным элементом нашего политического величия, и истинной причиной нашего умственного бессилия: это - факт географический" (во 2 ф.п.: "и это при климате, о котором можно не в шутку спросить себя, был ли он предназначен для жизни разумных существ"). И этот факт, продолжает Гагарин, яснее, чем странам Запада, говорит нам: человек - раб природы.
      "...наша свобода заключается лишь в том, что мы не ощущаем нашей зависимости: этого достаточно, чтобы почесть себя совершенно свободными и солидарными со всем, что мы делаем, со всем, что мы думаем" (4 ф.п.); когда мы не ощущаем нашей зависимости.


"А знаете ли Вы вот что: в сущности, до Гомера, греков, римлян, германцев, нам, русским, нет никакого дела. Нам все это вполне чуждо" (7 ф.п.)
      "...космополитическое будущее, обещаемое философией, не более, чем химера. Сначала надо заняться выработкой домашней нравственности народов...им надо сначала научиться знать и оценивать самих себя, как и отдельным личностям...В этом заключается, по нашему мнению, первое условие настоящей способности совершенствования для народов, как и для отдельных личностей; как те, так и другие для выполнения своего назначения в мире должны опереться на пройденную часть своей жизни и найти свое будущее в своем прошлом..." (6 ф.п.)
      "Как бы ни замыкаться в себе, как бы ни копаться в сокровенных глубинах своего сердца, мы никогда там ничего не найдем, кроме мысли, унаследованной от наших предшественников на земле" (5 ф.п.)


"Слово писаное не улетучивается, как слово произнесенное. Оно кладет свою печать на разум...Но вместе с тем, кодифицируя дух, слово лишает его подвижности, оно гнетет его, втесняя его в узкие рамки писания, и всячески его сковывает. Ничто так не задерживает религиозную мысль в ее высоком порыве, в ее беспредельном шествии вперед, как книга; ничто так не затрудняет вполне прочного утверждения религиозной мысли в человеческой душе. В религиозной жизни все теперь основано на букве, и подлинный голос воплощенного разума пребывает немым. С амвона истины раздаются только лишенные силы и авторитета слова...А между тем, - надо же, наконец, прямо признать это, - проповедь, переданная нам в писании, была, само собою разумеется, обращена к одним присутствовавшим слушателям. Она не может быть одинаково понятна для людей всех времен и всех стран. По необходимости она должна была принять известную местную и современную ей окраску, а это замыкает ее в такие пределы, вырваться из которых она может лишь с помощью толкования, более или менее произвольного и вполне человеческого...Не должен ли раздаться в мире новый голос, связанный с ходом истории, такой, чтобы его призывы не были никому чужды...Думают найти его наследие в этих страницах, которые столько раз искажены были различными толкователями, столько раз сгибались по произволу...Воображают, что стоит только распространить эту книгу по всей земле, и земля обратится к истине: жалкая мечта..." (8 ф.п.)
      "...в том, что мы желаем для других, мы всегда учитываем собственное благо. И потому высший разум, выражая свой закон на языке человека, снисходя к нашей слабой природе, предписал нам только одно: поступать с другими так, как мы желаем, чтобы поступали с нами. И в этом, как и во всем другом, он идет вразрез с нравственным учением..." (2 ф.п.), Платонов продолжает: "Нельзя предпринимать ничего без предварительного утверждения своего намерения в другом человеке. Другой человек незаметно для него разрешает нам или нет новый поступок", другой человек - это и все умершие; и неродившиеся.


"В естественных науках каждое новое открытие пролагает новый путь уму и раскрывает новое поле для наблюдений...Поэтому в изучении природы прогресс по необходимости беспределен; но в истории изучаешь все одного и того же человека, и орудие, которым мы при этом пользуемся, все одно и то же. Поэтому, если в истории сокрыто великое поучение, то обязательно дойдут когда-нибудь до чего-то определенного...Она когда-нибудь должна стать не образным выра­жением отвлеченного положения, а реальным фактом человеческого разума, и последний затем вынужден будет при всяком своем действии как бы потрясать всю бесконечную цепь человеческих мыслей на протяжении всех веков. Но возникает вопрос, сможет ли когда-либо человек на месте того совсем личного, совсем обособленного сознания, которое он в себе находит теперь, приобрести такое общее сознание, которое заставило бы его постоянно чувствовать себя частью великого нравственного целого? Да, без сомнения. Подумайте только, наряду с чувством нашей отдельной личности мы носим в сердце чувство связи с родиной, с семьей, с единомышленниками по разделяемым нами убеждениями; чувство это иногда даже более живо, нежели другое; подумайте только, зародыш высшего сознания, несомненно, в нас пребывает, он составляет даже самую сущность нашей природы; теперешнее Я вовсе не вложено в нас каким-то непреложным законом, мы сами внесли его в свою душу; и тогда станет ясно, что все назначение человека состоит в разрушении своего отдельного существования и в замене его существованием совершенно социальным, или безличным" (7 ф.п.); Платонов ("Чевенгур"): "Когда-то на него от Сони исходила теплота жизни, и он мог бы заключить себя до смерти в тесноту одного человека, и лишь теперь понимал ту свою несбывшуюся страшную жизнь, в которой он остался бы навсегда, как в обвалившемся доме"; проект (великое поучение) Гагарина - не отвлеченное положение.
      "...то же самое было уже много раз сказано людьми всех партий и всех убеждений и что я только придаю сказанному особое значение, которого ранее в нем не видели. А между тем, я уверен, что если эти письма как-нибудь случайно увидят свет, в них непременно усмотрят парадоксы. Стоит поддерживать самые давние идеи с некоторой долей убеждения, чтобы их приняли за какие-то странные новости. А я полагаю, что пора парадоксов и систем без реальной основы миновала так бесповоротно, что только глупец может еще поддаваться этим старым заблуждениям человеческого ума. Если человеческий разум в наши дни не так широк, не так возвышен, не так плодотворен, как в великие века вдохновений и открытий, то он несравненно строже, трезвее, точнее, методичнее, наконец, справедливее, чем когда-либо ранее; и я прибавлю - с чувством настоящего счастья, - что он с некоторого времени кроме того стал более прежнего безличным, а это лучшее ручательство против заносчивости отдельных мнений" (7 ф.п.)


"Я считаю наше положение счастливым, если только мы сумеем правильно оценить его...Больше того: у меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, которые занимают человечество. Я часто говорил и охотно повторяю: мы, так сказать, самой природой вещей предназначены быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся перед великими трибуналами человеческого духа и челове­ческого общества" ("Апология сумасшедшего", 1837 г.)
     Чаадаев - Вяземскому, за два года до публикации 1 ф.п.: "Как вы понимаете, мне было бы легко опуб­ликовать это за границей. Но думаю, что для достижения необходимого результата определенные идеи должны исходить из нашей России. Такое мнение составляет часть всей совокупности моих мыслей. Мы находимся в совершенно особом положении относительно мировой цивилизации и положение это еще не оценено по достоинству. Рассуждая о том, что происходит в Европе, мы более беспристрастны, холодны, безличны и, следовательно, более нелицеприятны по отношению ко всем обсуждаемым вопросам, чем европейцы. Значит, мы в какой-то степени представляем из себя суд присяжных, учрежденный для рассмотрения всех важнейших мировых проблем. Я убежден, что на нас лежит задача разрешить величайшие проблемы мысли и общества, ибо мы свободны от пагубного влияния суеверий и предрассудков, наполняющих умы европейцев. И целиком в нашей власти оставаться настолько независимыми, насколько необходимо, настолько справедливыми, насколько возможно. Для них же это невозможно. Прошлое давит на них невыно­симо тяжким грузом воспоминаний, навыков, привычек и гнетет их, что бы они ни делали. Исходя из всего этого вы поймете, что я должен сперва исчерпать все возможности публикации в своей стране, прежде чем решиться выступить перед лицом Европы и освободиться от того националь­ного или местного характера, который является частью моих идей"

(см.также "Чаадаев как родоначальник канона" и канон)



акценты. логика. интонации (переписка, черновики, записи на страницах книг)



Чаадаев - брату, об англичанах (1823): "Разительная вещь - беспрестанное скакание этого народа!" И чем дальше, тем разительнее: Тони Блэр, Дэвид Кэмерон
     Ему же, из Парижа (1824):
"По счастью, дурная погода не мешает спектаклям идти своим чере­дом. Чаще всего я хожу в Téâtre Française...Покончив с обедом, я поддаюсь влечению туда от­правиться, сажусь всегда на то же место в оркестре и заканчиваю свой день наиприятнейшим образом"
     Ему же, из Карлсбада (1825): "Хотелось бы мне тебя спросить об разных вещах, но когда получу ответ? разве когда сам к тебе буду! - Бог милостив - свет хорош, есть на свете всякие люди, есть люди не люди, есть и божьи люди, есть люди бестолковые, сверх того есть ленивые люди, - ото всех беда. Прости, мой друг"

*

"Нет ничего легче, чем любить тех, кого любишь; но надо немного любить и тех, кого не любишь". Платонов: "каждый из них хотел почувствовать другого, чтобы помочь своей неясной блуж­дающей жизни". У Гагарина же ("не для себя, и не для других, а со всеми и для всех") и Толстого ("для других") более жесткие интонации.

*

А.В.Якушкина (ей девятнадцать) - Чаадаеву (ему тридцать четыре): "Взяв на себя заботу о вашем поведении (за свои грехи должно быть), я не могу, мой дорогой ученик, не обратить вашего внимания на то, что обещание невыполненное - поступок нечестный. Мне надо было видеть вас вчера, но для чего именно - я вам не скажу, чтобы вас наказать...Чтобы вновь войти в милость, пишите мне в деревню, мне это будет приятно. Как ученик - не рассуждайте и повинуйтесь. Таким путем вы заслужите благосклонность и, может быть, даже дружбу"
      Ср. а) с письмом Цветаевой Максимилиану Волошину, раздел "Марина" наст. сайта; б) с героиней "Орландо" Вирджинии Вулф

*

"Мозг поэта построен иначе не в смысле образования идей, но в смысле их выражения. Ведь не мысль делает человека поэтом, а ее выражение. Поэтическое вдохновение - вдохновение словом, а не мыслью. Поэтический язык - сама поэзия...Только французы, такой несомненно прозаический народ, могли вообразить, что во Франции есть поэты. Верно, что их поэты - прозаики...Говорят образ, образ...Но образ - это материал поэзии; а не поэзия; если он не выражен поэтически, это просто геометрическая фигура и ничего более" - надпись на форзаце второго тома книги Ансильона, посланной Чаадаевым Пушкину в 1829 г. Хорошо, что Р.Якобсон и В.Шкловский не видели этой надписи.

*

Б.Спиноза: "все, что против природы, то и против разума, а что против разума, то нелепо, а потому и должно быть отвергнуто". Комментарий Чаадаева на S.149 Spinoza B. Philosophische Schriften, Gera, 1787: "В женский монастырь сходи, - "
      "Добродетельный человек никогда не лишен ума. Умный же человек часто лишен добродетели" - запись на обложке книги Ф.Г.Якоби о Спинозе.

*

"А мы, скажите мне, что вложили мы в общую сокровищницу человеческих идей?" - запись на внутреннем переплете первого тома Stael A.L.G. de "De l'Allemagne", P., 1818 (Vol.1-4)

*

"Люди воображают, что находятся в обществе, когда сходятся в городах или в других огороженных местах"
      "Лет пять тому назад я встретил во Флоренции человека...Это был английский методист...В галереях Италии великие произведения искусства его почти не трогали, но маленькие саркофаги времен первых веков Церкви особенно его занимали. Он их рассматривал и размышлял о них с воодушевлением; в них он видел что-то святое, трогательное и глубоко поучительное, и он погружался в размышления, которые они у него вызывали...я провел с этим человеком лишь несколько часов...с тех пор я не имею о нем никаких известий. И что же! С этим человеком я в настоящее время общаюсь больше, чем с кем бы то ни было. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал о нем; и всегда с волнением, с мыслью, которая среди моих столь великих печалей меня ободряет...Вот настоящее общество для разумных существ...пространство и время здесь ничего не могут поделать" (из черновиков 1829 г.)

*

"Существует ли бесконечность пространства, я не знаю" (из черновиков)

*

Вяземский - Пушкину: "мне все кажется, что он немного тронулся"; и дальше о его текстах: сколько "истинно прекрасного и прекрасно истинного"

*

Чаадаев - Пушкину: "Я окончил, мой друг, все, что имел сделать, сказал все, что имел сказать" (1831)
      Платонов: "На конце истории находится радость. Это пишет человек, на конце которого стоит смерть и которому, однако, все удалось успеть" (1931)

*

Пушкин - Чаадаеву (1831): "Мне кажется, что начало слишком связано с предшествовавшими беседами, с мыслями, ранее развитыми, очень ясными и несомненными для вас, но о которых читатель не осведомлен...Я хотел было также обратить ваше внимание на отсутствие плана и системы во всем сочинении, однако рассу­дил, что это - письмо и что норма эта дает право на такую небрежность и непринужденность....Все, что являет­ся портретом или картиной, сделано широко, блестяще, величественно. Ваше понимание истории для меня совершенно ново, и я не всегда могу согласиться с вами: например, для меня непостижимы ваша неприязнь к Марку Аврелию и...(к Гомеру). Разве то, что есть кровавого в Илиаде, не встречается также и в Библии?"

*

"Христианство существует...вот чего не могут отрицать его злейшие враги. Поэтому они должны доказать одно из трех: или что Иисус Христос никогда не существовал и поэтому религия, кото­рая носит его имя, была основана какими-то ловкими фокусниками, или же что если Иисус Христос существовал, то он сам был только ловким фокусником; или же, наконец, что он был восторженным фанатиком, убежденным как в том, с чем он выступал, так и в своем божественном происхождении. А если допустить любое из этих трех предположений, приш­лось бы еще разъяснить, каким образом христианство, рожденное из лжи, могло достичь того положения, в каком мы его ныне видим, и произвести то действие, какое оно оказало" (из черновиков). Не нужно даже сравнивать это высказывание с другими его высказываниями, "противоре­чащими" данному, сам выбор слов и требование, чтобы плохие люди ("злейшие враги"), доказали то, что, очевидно, недоказуемо, говорит о том, что это высказывание, несмотря на всю его энергичность, высказыва­ние индифферентное (А есть и не есть В), здесь только поиск "правильного" высказывания, это неаристоте­лева логика, примером такого высказывания является известное "социализм победит не потому, что он прав, а потому что неправы его противники" (аналог у Платонова: "Каждый прожитый нами день - гвоздь в голову буржуазии. Будем же вечно жить - пускай терпит ее голова!", или: "Бог есть и бога нет. То и другое верно") Автором неаристотелевой логики считается профессор Казанского универси­тета Н.А.Васильев (публикация 1912 г.); в 6 ф.п.: "Имя Стагирита (Аристотеля), например, станут произносить с некоторым отвращением, имя Магомета - с глубоким уважением; на первого будут смотреть как на ангела тьмы, который сковывал на протяжении веков все силы добра среди людей; на второго - как на благодетельное существо". Самым ярким примером неаристотелевой логики является безусловный отказ от насилия (Толстой); собственно, Васильев и пришел к новой аксиоматике, анализируя тексты Толстого.
      А философ Соловьев считал рождение добра из зла вполне возможным.

*

"Я никогда не мог найти настоящих противоречий, противоречий поражающих; но ведь есть же глупцы, которые без труда находят способ придерживаться буквы даже Писания" - запись на томе Д.Михаэлиса "Введение в изучение Ветхого Завета" на нем.языке. В 2011 г. американцы, почувствовав "необходимость немедленно доставить себе какое-либо удовольствие", захотели убить Каддафи, и войска НАТО, совершив с этой целью 22 тысячи боевых вылетов, наконец, убили его. Чаадаев говорит, что настоящих противоречий с Писанием, противоречий поражающих, здесь нет: христианство, достигшее того положения, в каком мы его ныне видим.

*

"Русский либерал - бессмысленная мошка, толкущаяся в солнечном луче; солнце это - солнце запада"

*

"С того дня, как мы произнесли "Запад" по отношению к самим себе, - мы себя потеряли" (из черновиков). Стоя лицом к лицу с Западом, и видя западную цивилизацию как она есть (как "плод насилия, завоевания и захвата"), сами становясь Западом, мы теряем способность выйти из этого порочного круга; из которого Запад выйти неспособен ("для них же это невозможно", 1834 г.) "из-за пагубного влияния суеверий и предрассудков, наполняющих умы европейцев", и проблема заключается в том, что мы "уже во власти этой новой, всемирной истории, которая мчит нас к любой развязке" (1846)

*

Чаадаев - И.В.Киреевскому: "Мир, без сомнения, вращается очень быстро,- у того, кто ощущает это вращение, может закружиться голова" (1832)

*

"Неудовлетворительность философских методов особенно ясно обнаруживается при этнографи­ческом изучении языков. Разве не очевидно, что ни наблюдение, ни анализ, ни индукция нисколь­ко не участвовали в создании этих великих орудий человеческого разума? Никто не может ска­зать, при помощи каких приемов народ создал свой язык; но несомненно, что это не был ни один из тех приемов, к которым мы прибегаем при наших логических построениях...Нельзя себе пред­ставить ничего остроумнее, ничего искуснее, ничего глубже различных сочетаний, которые народ применяет на заре своей жизни для выражения тех идей, которые его занимают и которые ему нужно бросить в жизнь...- все это наши философы-лингвисты никогда не смогут объяснить. А именно в глубине этих поразительных явлений заключены самые плодотворные методы челове­ческого ума, то есть именно те, которые было бы всего важнее изучить" (из черновиков)

*

"...в наши дни было бы странным ослеплением не признавать, что нет страны, где государи столько сделали для успеха просвещения и для блага народов, как в России; и что всей нашей цивилизацией, всем, что мы есть, мы обязаны нашим монархам; что везде правительства следовали импульсу, который им давали народы, и поныне следуют оному, между тем как у нас прави­тельство всегда шло впереди нации, и всякое движение вперед было его делом" (1832) - литератур­ная мистификация, письмо Ивана Киреевского на имя начальника III отделения графа Бенкендорфа в связи с запрещением журнала Киреевского "Европеец"; из писем, не предназначавшихся к отправлению; в написании письма Киреевский не принимал никакого участия
      О том, чем мы обязаны нашим монархам, выше было сказано:
"зрелище рабства, окружающего нас с детства"
      Далее Киреевский спрашивает Бенкендорфа: "Посудите теперь сами, генерал, возможно ли, чтобы, говоря о цивилизации и разуме, я подразумевал свободу и конституцию?"
      И о статье, из-за которой журнал закрыт
: "смею думать, генерал, что если бы Его Величество (Николай I) соблаговолил отдать больше времени на ее прочтение, он не нашел бы в ней ничего, что могло бы оправдать то строгое суждение, которое он произнес о ней"

*

(Связь между миром внешним и миром внутренним, примирение идеи с действительностью) - "все эти во­просы, которые человеческий ум ставил себе искони, которые христианство разрешило по своему при помощи веры, но которые еще никогда не были разрешены разумом...Общественные вопросы ждут разрешения" (именно этих проблем) (из черновиков)

*

"Необразованные и полуобразованные люди - не люди природы и тем более не первобытные люди" - запись на с.19 первого тома Meiners Ch. "Allgemeine kritishe der Religionen", Hannover, 1806-1807

*

А.И.Тургенев - Вяземскому (1833): собираюсь отвечать Чаадаеву на "умное и красноречивое письмо, о котором одна дама, перечитав его два или три раза, написала ко мне сегодня: "There is the man"

*

Е.Г.Левашова - Чаадаеву: "Провидение вручило вам свет слишком яркий, слишком ослепительный для наших потемок, не лучше ли вводить его понемногу"

*

Чаадаев - Вяземскому: "Чтобы угодить цензуре, я бы предпочел исключить некоторые письма, но не искажать текст" (1834)

*

Чаадаев - А.И.Тургеневу: "этот новый Фиески (Гейне) немногим лучше старого...как тот, так и другой бесспорно вышли из парижской грязи"
      "...мы должны искать обоснования для нашего будущего в высокой и глубокой оценке нашего настоящего положения пред лицом века, а не в некотором прошлом, которое является не чем иным, как небытием" (у Платонова: "Человечество спало до сих пор в трудовом сне и благодаря этому уцелело", 1921)
      "...думаете ли вы, что цензура, упрятавшая Галилея в тюрьму, в чем-либо уступала цензуре Уварова и присных его?" (1835)

*

Чаадаев - барону Ф.д`Экштейну (1836): "Две вещи, больше всего поразившие меня в философии индусов...Во-первых, то, что нравственное усовершенствование и сама вечная жизнь являются всего лишь результатом познания того, что все заветы, все обряды, вся суровая гигиена души, за кото­рую ратуют их книги, - все это направлено только на обретение знания (ни Толстой, ни Гагарин не увидели этого в индийской философии, но Платонов, придя к заключению, что главное зло за­ключается в том, что люди обладают всегда лишь частью знания, возвращает проблеме ту глубину, о которой говорит Чаадаев). Нет ли в этой системе какой-то особой глубины, и не находите ли вы, что муд­рость Запада может извлечь из нее пользу? Во-вторых, стремление этой философии упразд­нить идею времени...Индийский гений всегда с каким-то нетерпением спорит с пределами времени... Возможно, что, ища там опоры для собственных идей, я увидел в Ведах то, что хотел уви­деть, потому что, признаюсь, я полагаю, что добро, как и вечность, которая есть не что иное, как абсолютное добро, является конечной целью познания, а идея времени, в которую дух чело­веческий добровольно себя заточил, - одним из гнетущих предрассудков нашей логики"

*

Чаадаев - М.Бравуре (1836): "Когда-то я вам сказал, что глядя на вас, забываешь о себе; вы видите теперь, что при одной мысли о вашей красоте так ею увлекаешься, что не можешь думать ни о чем другом...Я только что прочел прекрасные стихи, которые вы внушили Вяземскому: вот что значит счастливое внушение, - он ничего лучшего не написал. Кстати о стихах: до вас дойдет молва о некоей прозе (публикация в "Телескопе" 1 ф.п.), хорошо вам известной, скажите мне, прошу вас, об этом два слова. Крики негодования и похвалы так странно здесь перемешались, что я ни­чего не понимаю. В ваших местах может быть совсем не то; но что бы вы мне ни сообщили, мне будет дано услышать голос друга"

*

Президент Российской Академии Наук, министр народного просвещения граф С.С.Уваров - Николаю I (20.10.1836): "Неизменная строгость, с которой я уже более четырех лет наблюдаю за м е л ь ч а й ш и м и  движениями в печати, предохранительные меры, постоянно принимаемые мною суровые кары, бывшие несколько раз справедливым их следствием, давали мне право надеяться, что мы обеспечили себя впредь от подобных нарушений установленного порядка; и я должен сознаться, Государь, что повергнут в отчаяние от того, что подобная статья могла быть напечатана во время моего управления"
      Уваров - председателю московского цензурного комитета графу С.Г.Строганову (27.10.1836): "я не думаю, чтобы где-нибудь в другом месте можно было найти более прямое обвинение нравственного строя нашей страны"

*

"Несомненно, воздух находится в постоянном движении. Почему же, например, этим непрерыв­ным движением воздухообразной природы не могут быть вызваны некоторые из необъяснимых явлений природы органической, происходящие внутри тел, как-то: восходящее движение соков в растениях, кровообращение в животных и т.д., явлений, находящихся так или иначе в противоречии с известными нам законами природы, а именно с законом всеобщего тяготения? (Реакция физиков последовала через столетие с лишним: диффузионные явления относятся к классу первичных процессов в сравнении с силовыми взаимодействиями: А.А.Власов. "Статистические функции распределения", 1966) Я, например, не вижу, почему не могли бы в результате этого движения создаваться известные созвучия между частицами мозгового вещества, волокнами и пр., находящимися между собой в определенных гармонических отношениях, будь то в одном и том же существе или в разных, и почему не могут эти созвучия привести к некоторым действиям, которые нас удивляют?" (из черновиков)
     Толстой в "Войне и мире" пишет, что солнце и земля имеют свойство как бы притягивать; не притягивать, а как бы притягивать. Гагарин иронизирует: "целесообразное здание, мистическою силою тяготения управля­емое". Платонов: "единичный опыт (Галилея) обобщается без достаточных к тому оснований на всю природу (теория тяготения)". И наконец, Власов, о природе центробежных сил: "они имеют не динамическое, а кине­матическое происхождение". Иначе думают классические физики, они полагают: Бог пожелал, чтобы уско­рение было пропорционально приложенной силе; он так восхотел.

*

Пришел доктор Гульковский и сказал: "Вот в каких обстоятельствах пришлось нам увидеться, Петр Яковлевич: не будь у меня старухи жены и огромного семейства, я бы им сказал кто сумасшедший"

*

Из письма неизвестной (1836): "Вы меня любите за откровенность, - позвольте же воспользоваться силою вас пленившею и сказать чистосердечно все, что я думаю о вашем письме...Скажу без гордости: мы, женщины, вообще образованнее вас, мужчин; вот почему мундир уже не имеет прежней силы"

*

Замечание к тексту учебника Био Ж.Б. по экспериментальной физике (с.5) "Изучение природы физической сводится сегодня к трем разным вещам: наблюдению явлений, экспериментальному исследованию последу­ющего их поведения, и наконец, к определению сил, вычисляемым следствием которых они являются". Чаадаев: "Если возможно это определение"(!!)  Власов: в рамках классической физики (включая кван­товую и теорию относительности) это невозможно.

*

Из черновиков:
      "Какое ни дать определение органическому существу, оно всегда будет вполне применимо к земному шару.
      Природу разделили на органическую и неорганическую.
      Небесные тела не могут быть отнесены ни к той, ни к другой категории, а принимая во внима­ние безмерность пространства, в которых они движутся, их пока что превратили в математичес­кие точки.
      Что же касается той планеты, на которой мы живем, мы знаем лишь одну ее наружную оболочку, и эта оболочка стала предметом обширной науки...
      Чего же вам больше?"

*

"Прогресс человеческого разума состоит не в том, чтобы предписывать миру законы собствен­ного изобретения" (из черновиков)

*

"Нам говорят, что человеческий разум ограничен; да, он ограничен до того момента, пока не осо­знал своей ограниченности. Если мудрец из племен Северной Америки говорит, что Великий Дух дал человеку только частичку своего ума, и если Кант устанавливает границу, дальше которой наш разум теряется в неизвестности, - понимают ли они в этом одно и то же, пределы человечес­кого разума кажутся ли им одинаковыми?..Знают ли, что разум, плохо направленный, будет дей­ствовать на основании аналитической формулы электричества, выражающей индивидуальность и своеобразие человеческой природы?" - запись на форзаце второго тома Lamennais F.R. "Essai sur l'indif­férence en matière de religion", Grand, 1819-1820

*

Чаадаев - М.Ф.Орлову (1837): (жизнь) "действительно начнется с того дня, когда мы взаправду пожелаем, чтоб она началась; философия, воооображающая, что мир, окружающий нас, таков в своем реальном бытии, и что его следует принять, и не видящая, что это нами созданный мир, и что его следует уничтожить, которая только что не верит, как дети, что небо - это протянутая над нашими головами синь, и что туда не влезешь!"

*

Энгельгардт С.В.: "он говаривал иногда не без удовольствия: "Mon illustre demenee" (мое блестящее безумие)"

*

"И если утром ты не то, чем должен бы быть вечером, то не сделаешь того, что должен был сделать" - запись на форзаце первого тома Lamennais F.R. "Essai sur l'indif­férence en matière de religion", Grand, 1819-1820

*

Чаадаев - А.И.Тургеневу (1838): "христианство нынче не должно иное что быть, как та высшая идея времени, которая заключает в себе идеи всех прошедших и будущих времен, и сле­довательно, должно действовать на гражданственность только посредственно, властию мысли, а не вещества" (вот откуда платоновские "самое несчастное в мире вещество", "вещество тела" и т.п.!)
      Когда говорят, что Чаадаев - христианский религиозный философ, обычно забывают добавить, что это - язык того времени ("кто бы стал читать меня, если бы я заговорил на языке, смысл которого был бы лишь мне одному понятен"). Чаадаев - княгине С.С.Мещерской (1839):
"воздержимся от того, чтоб ставить писаное слово на высоту, которой оно не имеет...в особенности же остережемся представления, что все христианство замкнуто в священной книге. Нет, тысячу раз нет".
      Там же: "Кто же не знает, что именно этому чрезмерному благоговению перед библейским текстом мы обязаны всеми раздорами в христианском обществе? что, опира­ясь на текст, каждая секта, каждая ересь провозглашала себя единственной истинной церковью Бога? что, благодаря тексту, придан был римскому первосвященнику титул видимого главы христианства"

*

Чаадаев - А.И.Тургеневу (1841): "Свербеева в деревне, была здесь недавно; мила по-прежнему, в будущем месяце переселюсь в ее сторону на остаток дней"

*

(Диалектика Гегеля возможна) "только в таком языке, где любое существительное может стать по своему желанию инфинитивом. Странная грамматика, которая выражает одним и тем же словом причину и следствие и уничтожает причинность в результате ошибки в языке. Гегель очевидно приписал диалектике слишком большую роль; он очевидно не понял своего века" (из черновиков). Толстой - Страхову (1872), о Гегеле: "Менее всего понимаю, как с вашей ясностью может уживаться этот сумбур"
      Чаадаев - княгине С.С.Мещерской (1841), о Гегеле:
"заносчивая философия, претендующая с помощью нескольких варварских формул примирить все непримиримое, выступить посредницей между глубокими и искренними убеждениями, природы которых она не может понять и значения которых она не может измерить"
      В том же письме (казалось бы, о средневековье): "думаете ли вы, что простая мораль Евангелия и сверхчеловеческие добродетели Спасителя были бы достаточны, чтобы смягчить нравы людей...природа которых только что ознакомилась со всей испор­ченностью римской цивилизации, выро­дившейся в бесконечные сатурналии?"

*

"...сила эта (армия) остается, как и в эпоху римских цезарей...вопреки всем завоеваниям христи­анского просвещения, послушным орудием в руках любого проходимца, если у него найдется подачка" (из черновиков). Чаадаев сомневается в возможности клерикального воздействия на дальней­шую историю, он верит в "новую, еще не захватанную идею, которая была бы сильнее и ближе к истине, чем все те, которые за последнее время проносились по миру, опустошая его" (демократия, социализм и т.п., он объединяет их словом "демагогия")

*

Чаадаев - А.И.Герцену: "Не могли бы вы, дорогой Герцен, дать на время Уварову документ, который я вам передал? Он обещает продержать его у себя всего несколько дней, и уверяю вас, что, отдавая его вам, я забыл, что уже обещал это ему. Извините, что причиняю вам это беспокойство"

*

Чаадаев - А.И.Тургеневу (31.12.1842): "Мы, кажется, должны были обедать завтра, в первый день нового года, у Марса и Беллоны; но я боюсь, что при моей наклонности к звону в ушах я буду слышать весь год воинственные клики. Поэтому я отобедаю преспокойно дома...Вот еще что! Не вздумайте сунуть эту глупость в ваш мешок для тряпок по свойственной вам - в вашем прославленном качестве великого тряпичника на интеллектуальной мостовой - привычке. Не следует увековечивать глупые шутки"

*

Чаадаев - А.И.Тургеневу (1843): "Что касается...моего самолюбия, то - да, я горжусь тем, что сох­ранил всю независимость своего ума и характера в том трудном положении, которое было создано для меня, и я смею надеяться, что мое отечество оценит это; я горжусь тем, что вызванные мною ожесточенные споры не отдалили от меня никого из тех лиц, глубокими симпатиями которых я пользовался, наконец, я горжусь тем, что среди моих друзей чис­лятся серьезные и искренние умы самых разных направлений"
      (там же) "христианское смирение прекрасно, и, осуществляя его, человек испытывает невыразимое счастье; к сожалению, при некоторых условиях оно приобретает вид ни­зости"
      (там же) "я - не из тех, кто добровольно застывает на одной идее, кто подводит все - историю, философию, религию под свою теорию"

*

"Испорченность средних веков...не была всеобщей. Оставался стыд и примеры добра, следова­тельно, корректив, следовательно, жизнь" - запись на третьем томе Villeman A.F. "Melanges historiques et litteraires", P.,1827-1828,T.1-3

*

Из черновиков:
      "Религиозное чувство, наивные чаяния, юная вера раннего христианства уже невоз­можны и более не могут овладеть массами. Они могут служить утешением лишь для неко­торых отдельных существ, для душ, вечно пребывающих в младенчестве"
      (об ангелах в Библии) "это язык того времени"
      "Относить религию и науку к двум совершенно различным областям, и притом делать это искренне, без задней мысли, значит возвращаться к предшествующей Абеляру схолас­тике, т.е. совершать анахронизм на десять столетий, ни больше, ни меньше"
      "...не совершаете ли вы двадцать раз в день акт веры, хотя религия тут не при чем? Как же вы хотите заключить многообразные верования человеческого разума в единую сферу религиоз­ного чувства? Это невозможно". Однако именно это и сделал Гагарин.

*

Княжна С.И.Мещерская - Чаадаеву (1843): "Так редко встречается великий ум в сочетании с добрым и любящим сердцем, полным сострадания к слабостям и несовершенствам ближнего,- именно это качество столь выгодно и отличает вас...Письмо это представляет собой, так сказать, географическую карту моего сердца"

*

Чаадаев - А.И.Тургеневу: "всякое художественное произведение есть ораторская речь или проповедь".  А.О.Смирнова - Гоголю (об этом письме): "вытребуйте от Тургенева письмо Чаадаева" (1844)
      Чаадаев - Е.А.Свербеевой (о том же письме):
"Заключительная часть представляет собою на­пыщенное похвальное слово в честь православия, как оно понимается нашими друзьями, вместе с изображением блестящего будущего, которое его ожидает, в таких выражениях, от которых, я уверен, не отказался бы сам Протасов (обер-прокурор Синода), мой достойный и дорогой ученик"

*

Языков ("К Чаадаеву"): "Вполне чужда тебе Россия, / Твоя родимая страна: / Ее предания святые / Ты ненавидишь все сполна"
       Гоголь - Языкову: "мне кажется это несколько мелочным для поэта...ты сам знаешь, что нельзя назвать всего совершенно у них ложным и что, к несчастью, не совсем без основания их некоторые выводы". Это письмо писано скорее для себя: когда-то он по наущению Загоскина изобразил Чаадаева Хлестаковым (кото­рый, как и Чаадаев, по замыслу Гоголя, сам почти верит всему, что говорит, и потому заслуживает снисхож­дения), а мать и дочь Мещерских - предметами его любви. И - пронесло! - Хлестакова сыграли водевильным шалуном. Княгиня Мещерская была еще в переписке с Александром I, да и неловко перед Пушкиным, вдруг догадается, пришлось бежать за границу. И вот, наконец, "Выбранные места из переписки с друзьями": "Лучше ли мы других народов?..Никого мы не лучше, а жизнь еще неустроенней и беспорядочней"
     (При беседе в Троппау, в 1820 г., в связи с восстанием Семеновского полка, Александр спросил Чаадаева, где тот остановился. - У князя Меншикова, Ваше Величество. - Будь осторожнее с ним. Не говори о случив­шемся с Семеновским полком. Меншиков был Начальником Канцелярии Главного Штаба ЕИВ. Это было последней каплей, он больше не хотел существовать в этой среде:
"какие они все шалуны!")
      Чаадаев о стихах Языкова:
"Прекрасные стихи! Они показали мне, как ярко пылает в авторе любовь к отечеству"; Чаадаев - графине Е.П.Ростопчиной: "Вот стихи Языкова, приношу их к вашим ногам...они со всей очевидностью доказывают, что для того, чтобы писать несрав­ненные стихи, совсем не нужно обладать здравым смыслом".
       Чаадаеведы осуждали Чаадаева; Шаховской ставил ему в пример декабристов, упрекал за уход в "глу­бину" (а "истина", к которой он стремился, оказывается была "на самом деле только жалкой полуистиной"); что же касается Гершензона, Каменского, Тарасова - те просто жульничали.

*

"Нужно признать, что есть такая любовь к отечеству, на которое способно существо самое гнусное". Речь идет о Ф.Ф.Вигеле. Чаадаев с точки зрения Вигеля изображен Тарасовым (провокация!) в книжке "Чаадаев" (серия ЖЗЛ)

*

Чаадаев - Е.А.Свербеевой (1844): "День такой хороший, что я собираюсь им воспользоваться и сделать некоторые неотложные визиты прежде чем похоронить себя, быть может, надолго в своей лачуге, которая с каждым днем все больше напоминает мне настоящую могилу"

*

"Одна часть народа очутилась в рабстве у другой в эпоху наибольшего могущества православной церкви" - настоящая причина обвинений Чаадаева в католицизме. Н.Тургенев - Чаадаеву (1820): "Вчерашний разговор утвердил еще более во мне то мнение, что вы много можете споспешествовать распространению здравых идей об освобождении крестьян. Сделайте из сего святого дела главный предмет ваших занятий" (письмо передано Чаадаевым в редакцию "Русского архива" в 1855 г.), и "католицизм" Чаадаева - дубина, которой он орудовал, догматические различия между церквями он считал несущест­венными. "В сущности, предметы спора столь незначительны, что раскол продолжает суще­ствовать только благодаря невежеству в религиозных вопросах" (1839). О нетерпимости римкого духовенства он говорит в "Несколько слов о польском вопросе" (1832)
      Фрагмент прокламации Чаадаева к крестьянам (1848):
"Долго они нас угнетали, порабощали, часто горькую чашу испивать заставляли. Не хотим царя другого, окромя царя небесного"
      Уваров: "У политической религии, как и у веры в Бога, есть свои догматы. Для нас один из них - крепостное право. Оно установлено твердо и нерушимо. Отменить его невозможно, да и ни к чему"

*

"Не только обряд народного совещания, на котором решено принять веру христову, но и самый приговор народный сохранены летописцем: "Володимер, - говорит он, - посла по всему граду глагол, аще кто не обрящется заутра на реке противник мне да будет. Сие же слышавше людие с радостию содяху и радующееся глаголяху: аще се не добро было, не бы сего князь и бояре прияли". Итак очевидно, что народной воле одолжены мы введением христианства в наше отечество. В продолжение всей нашей истории, на всяком шагу нашего шествия повторяется то же самое явление: всегда народная воля таким образом выражалась; всегда таким жил и действовал ум и смысл народный" ("Письмо из Ардатова в Париж", 1845). Языков - брату: "Даже Чаадаев хочет дать статью в "Москвитянин" - именно об этой "статье".
      (там же)
"Мы веруем в то же самое, во что веровали наши предки, суеверуем в то же самое, во что они суеверовали"
      (там же) "В том нет никакого сомнения, что жизнь не только одного народа, но и большей части рода человеческого может измениться чрез какой-нибудь переворот духовный или политический, т.е. чрез какое-нибудь новое понятие о тех великих пред­метах, которые составляют нравственное существование человека, или чрез насильст­венное разрушение общественного состава".   И л и - и л и (и тогда: к любой развязке)

*

И.И.Панаев: "Что такое у Щербатова (московский военный губернатор) произошло с Аксаковым (Констан­тином, явившимся на бал в смазных сапогах, красной рубахе и мурмолке), спросил кто-то у Чаадаева. Право, я не знаю хорошенько, отвечал Чаадаев...кажется, Константин Сергеевич уговаривал военного губернатора надеть сарафан, что-то вроде этого"

*

Чаадаев - А. де Сиркуру (1845): "...все вожди литературного движения, совершающегося теперь у нас, - как бы далеко ни расходились их мнения по другим вопросам, - единогласно признают, что мы - истинный, Богом избранный народ новейшего времени. Эта точка зрения не лишена, если хотите, некоторого аромата мозаизма" (от французской формы имени Моисей - Moïse). Ранее он говорит о пламенности, вдохновляемой благосклонностью "высших сфер" (позже терминология претерпела изменения, Платонов говорит уже о "застольных классах")
      "их вожделения сводятся к представлению власти еще большего значения, к внушению еще большего преклонения перед ней" (из черновиков)

*

Чаадаев - А.И.Тургеневу (1845): "О прочем с удовольствием бы к тебе написал, несмотря на проказы вашего превосходительства, но право нет ни времени, ни сил. Мы затопили у себя курную хату; сидим в дыму: зги Божией не видать. Сам посуди, до вас ли нам теперь? Сиркуру, нечего делать, надо было написать. Митрополит (Филарет) тебе кланяется. Он так же мил, свят и интересен, как и прежде. Ваши об нем бестолковые толки оставили его совершенно равнодушным и не нарушили ни на минуту его прекрасного спокойствия"

*

А. де Сиркур - Чаадаеву (1845):"...было бы удивительно, если бы на Западе хорошо знали истинный характер - исторический и социальный - славянской нации и русской Церкви. Об этих великих явлениях нам неоткуда узнать, кроме как из клеветнических романов, большая часть которых основана на рассказах и свидетельствах ваших же соотечественников". Эта традиция была продолжена Достоевским.

*

Чаадаев - И.В.Киреевскому (1845): "Не знаю почему мне что-то очень хочется, чтобы вы это прочли (Journal des dèbats politiques et litèraires). Может статься, вы спокойно заметите в этом явлении европейской образованности находится одностороннего, и передадите впечат­ление ваше без ненависти и при­страстия" (выделенные Чаадаевым слова взяты им из статьи Киреевского 1845 г.)
      (о Киреевском):
"как будто нашу добрую терпимую милосердную Россию нельзя любить не ненавидев всего прочего создания...Как произошла в нем эта перемена...Что это за православное христианство?..Разве может быть христианство не православное, т.е. лож­ное, а все-таки христианство...Странно, как могли родиться в той именно духовной сфере, которая по праву называет себя единственно истинной, эта несознательность мысли, эта невнятность христианского понятия, это необдуманное сочетание слов" ("Письмо из Ардатова в Париж")

*

Чаадаев - А. де Сиркуру (апр.1846), о национальной реакции (славянофилах): "Если ей случается иногда слишком увлечься своими собственными созданиями, принять на себя повадку власти, возомнить себя важной барыней, то не следует за это на нее слишком сердиться. Это черта всех реакций: влюбляться в самое себя, верить слишком слепо в свою правоту, впа­дать во всякого рода высокомерие, в особенности, когда эти реакции не встречают на своем пути серьезного противодействия, а вы знаете, что противодействие на этой почве в нашей стране почти немыслимо. Идея туземная, т.е. идея исключительно таковая, тор­жествует, потому что в глубине этой идеи есть правда и добро, потому что она, естест­венно, должна восторжествовать вслед за тем продолжительным подчинением идеям иностранным, из которого мы выходим. Настанет день, конечно, когда новое сочетание мировых идей с идеями местными положит конец его торжеству, а до тех пор нужно терпеть ее успехи и даже злоупотребления, которые она при этом допускает"

*

Чаадаев - А. де Сиркуру (июнь 1846), о религиозном начале: "Не надо забывать, что это начало бывает действительно плодотворно лишь тогда, когда оно вполне независимо от светской власти, когда место, откуда оно осуществляет свое действие на народ, находится в облас­ти, недосягаемой для властей земных. Так было..." Так никогда не было. Но так должно быть. Сейчас литературоведение (чаадаеведы и т.д.) и система образования выстраиваюся так, чтобы Чаадаев, Толстой, Гагарин, Платонов воздействовали на народ нужным власти образом, и Тарасовым еще нужно угадать.
      (там же)
"Я уверен, придет время, когда мы сумеем так понять наше прошлое, чтобы извлекать из него плодотворные выводы для нашего будущего, а пока нам следует доволь­ствоваться простой оценкой фактов, не силясь определить их роль и место в деле созида­ния наших будущих судеб"

*

"Жертва не имеет никакой цены; она ничего не дает ни тому, кто ее приносит, ни тому, для кого она сделана. А пока справедливость, разумность, правда - все попрано" - запись на форзаце второго тома Livius Titus. "Histoire romaine", P.,1824,Vol.1-7
      Чаадаев - Ю.Ф.Самарину (1846):
"Говорят, что вы продолжаете с успехом обращать; если это правда, надо будет признать в этом явление большой важности"; т.е. торжеством несправед­ливости, глупосли, лжи: Самарин занимался насильственным распространением православия в Прибалтике. Они люди умные, хорошие, любят родину, говаривал Чаадаев, и я их люблю и уважаю, но...тот "своеобразный поворот", кото­рый они совершают теперь, можно будет вполне оценить "лишь в день его окончательного торжества" (которого не будет)
      (там же:)
"Эпоха железных дорог не должна ли быть эпохой всевозможных сближений? Я говорю это серьезно, а не для игры слов"

*

"Каждый день вы выдумываете новую формулу для подкрепления вашей системы, потом вы начинаете няньчиться с ней с отцовской нежностью. Я понимаю это, но какое мне до этого дело...Нет более сострадательного человека, чем он, - посмотрите, как он сожалеет тех, кто не согласен с ним. Он гегельянец, как и вы. Он не выносит управления боль­шинства" - запись (о Хомякове) на форзаце Michelet J., Quinet E. "Des jèsuites", P.,1843
      Чаадаев - Тютчеву (о Хомякове):
"он, по моему мнению, всегда сохранит ту долю уважения, которой заслуживает, потому что по счастью в людях всегда имеется нечто более важное, чем их значение"
      Чаадаев - Вяземскому: "иезуитство...состоит в том, чтобы пользоваться всеми возмож­ными средствами для достижения своей цели; а это видано везде; для этого не только не нужно быть иезуитом, но и не надо верить в Бога; стоит только убедиться, что нам нужно прослыть или добрым христианином, или честным человеком, или чем-нибудь в этом роде" (1847)
      Там же:
"нам в Москве понадобился писатель, которого мы могли бы поставить наряду со всеми великанами духа человеческого, с Гомером, Дантом, Шекспиром, и выше всех иных писателей настоящего времени и прошлого. Это странно, но это сущая правда". И еще более странно, что такой писатель появился (Толстой, который к тому же оказал мощное влияние на современную ему жизнь, не только в своей стране, но и далеко за ее пределами, чего ранее не было никогда)

*

Чаадаев - Тютчеву (1847): "Чувствуешь себя как бы в исправительной полиции в каждый час своей жизни".

*

М.А.Дмитриев - Чаадаеву (1847): "Были эпохи, в которые во многих государствах Европы господствовала одна общая мысль; это оттого только, что в те эпохи их интерес был общий, их история имела сходство; но не наоборот! - Таковы были, например, крестовые походы. Я думаю, что не они начались от мысли, а напротив, при первом воззвании, если мысль об них пробежала как электрическая искра, то потому, что пришлась кстати; а пришлась она вовремя потому, что народам худо было дома и что все нудило к переменам"

*

Чаадаев - М.П.Погодину (1847): "Примирения с противоположными мнениями, в наше спесивое время, ожидать нельзя, но менее исключительности вообще и более простора в мыслях, я думаю, можно пожелать. Мысль или сила, которая должна произвесть сочетание всех раз­ногласных понятий о жизни народной и о ее законах, может быть, уже таится в современ­ном духе, и может статься, как и прежде бывало, возникнет из той страны, откуда ее вовсе не ожидают; но до поры, пока не настанет час ее появления, всякое честное мнение и светлый ум должны молить об этом сочетании и вызывать его всеми силами. Умерен­ность, терпимость и любовь ко всему доброму, умному, хорошему, в каком бы цвете оно ни явилось, вот мое исповедание"

*

Чаадаев - Тютчеву (1848): "Я только что прочитал, дорогой Тютчев, вашу интересную записку о текущих событиях; прежде всего позвольте мне высказать то удовольствие, которое я испытал при ее чтении, затем я, быть может, смогу еще кое-что к этому прибавить". Большинство писем Чаадаева написаны по одной схеме: сначала поток восхвалений, и адресату, и его текстам (Тютчев открыл, что "русская мысль" воплощена в Николае I), причем тексты излагаются строго по автору (они обычно читаются с неправильными интонациями и тогда кажутся издевательскими, но это не так: у Чаадаева это простая вежливость), после чего Чаадаев обычно говорит: надеюсь, не надо объяснять, что я думаю на этот счет, а иногда "кое-что" прибавляет; и далее: вам душою и мыслью преданный...или: верьте, прошу вас, моему чувству глубокой привязанности, с нетерпением жаждущей отрадного общения с вами...("его наружность располагала к нему людей добротою, выражавшеюся в его глазах, необыкновенною изящностью его манер и симпатичным голосом" - наиболее распространенное высказывание современников о Чаадаеве). В данном письме "прибавка" есть: "Удивительное дело: чем больше развертывав­шиеся перед нашими глазами события, так сказать, разъясняли социальную задачу мира и раскрывали перед нами высокие предначертания, для нас уготованные, тем менее мы их понимали" (удивление обращено не только к Тютчеву, славянофилам, но и, в первую очередь, - к себе; поэтому Тютчев, зная Чаадаева, имел возможность прочесть этот текст с правильными интонациями). Тютчев о Чаадаеве: "есть такие типы людей, которые словно медали среди человечества: настолько они кажутся делом рук и вдох­новения Великого Художника и настолько отличаются от обычных образцов ходячей монеты"
      Из наград Чаадаев носил только железный крест. Точно такой же крест (за храбрость при сражении под Кульмом) был сорван с Якушкина при совершении обряда гражданской казни декабристов. Они с Якуш­киным прошли бок о бок весь путь от Бородина до Парижа.

*

Чаадаев - Н.П.Киреевской (жене И.В.Киреевского): "Приятно видеть, как у нас люди, некоторым образом правительству принадлежащие, верно следят за движением мыслей народных, а иногда даже и опереживают их...и невольно услаждаешь себя надеждою, что в скором времени увидим восстановление древнего нашего быта и торжественное воцарение зипуна и всег благ с ним сопряженных" (1849)

*

"История нашей страны...рассказана недостаточно...Мысль более сильная, более проник­новенная, чем мысль Карамзина, когда-нибудь это сделает" (из черновиков) Дело в том, го­ворил Чаадаев, что наряду с воображаемым прошлым, у нас есть подлинное прошлое.
      Исторические воззрения самого Чаадаева (в том числе на Петра I) получили развитие в текстах Платонова ("Епифанские шлюзы") и Шергина. Уже в XII веке поморы строили суда "сообразно натуре моря Ледови­того", пишет Шергин. Указ Петра Первого, повелевающий строить суда по голландскому образцу, имел то последствие, что архангельские поморы-корабельщики остались староверами. Иноземные суда не выдержи­вали встреч со льдинами и стояли весной по месяцу и по два в Еконской губе до освобождения гирла Белого моря от льдов. Кольской же лодье "некогда глядеть на сей стоячий артикул", и хотя дорога "и торосовата, но, когда то за обычай, то весьма сносно". Царский указ оказался бессилен перед натурой моря ледовитого, постройка лодей продолжалась. У Платонова и Шергина уже другое представление о том, что такое история, чем у историков воображаемого прошлого; история развития отношений с природой - вот история людей.
      Следует помнить, что когда говорят об изменении (в частности, исторических) воззрений Чаадаева (сначала он говорит "А есть В", а потом: "А не есть В"), или этапах в развитии взглядов, и он всегда с этим согласится (из вежливости), как правило, это - многозначность логики, ни о каких изменениях и речи нет.
      В 1849 г. был установлен секретный надзор за славянофилами (чтобы они в своих увлечениях ненароком не испортили карамзинскую историю царской власти рода Романовых), к славянофилам был отнесен и Чаадаев, Вяземский все удивлялся. А Чаадаев этому не поверил.
     Он не употреблял терминов "славянофил", "западник": их использование обычно приводит к невозмож­ности обсуждения проблем по существу.

*

Из черновиков:
      "После того, как многое рассказано, остается еще разгадывать"
      "...ибо рассудок...не может овладеть прошлым, всецело являющимся достоянием вооб­ражения и поэзии. К тому же, очевидец, очень часто, а может быть и никогда, не видит событие таким, каким оно было, и по истечении веков глубокий мыслитель представляет себе исторические события вернее, чем современник, в них участвовавший"
      "Нам предписано любить ближнего, но почему? Для того чтобы мы любили кого-нибудь, кроме самих себя. Это не мораль, это просто логика. Что бы я ни делал, между истиной и мной всегда становится что-то: это что-то - я сам; истину заслоняю я себе сам"
      "Что нужно для того, чтобы ясно видеть? Не смотреть сквозь самого себя"

*

Чаадаев - брату (1849): "Маркиз Кюстин, в книге своей о России, хотя и с добрым намерением, пишет...что с некоторого времени я и сам себя считаю сумасшедшим. Н.И.Греч, отвечая ему, уверяет, что полоумным я был и до того"

*

Чаадаев - Полторацкому: "Сократ и Марк Аврелий были не более чем пакостниками по сравнению с порядочным человеком нашего времени и выказывали лишь поползновения к добродетели"

*

Запись на с.188 Damiron J.Ph., "Essai sur l'histoire de la philosophie en France au XIX-e siècle". P., Lpz., 1828: "Разве всеобщая история может быть случайной?" Для Платонова ответ на этот вопрос уже не очевиден.
      Впрочем, как и для самого Чаадаева: он объясняет христианство
"стечением неповторимых обстоятельств" (из черновиков)

*

Чаадаев - М.И.Жихареву: (я) "в ваши годы написал страницы, которые лет пятнадцать тому назад взволновали страну, и, говорят, представляют эпоху в нашей литературной исто­рии". "Горе от ума", "Евгений Онегин", "Недовольные" Загоскина (пьеса поставлена в Москве еще в 1835 г.), попытки Гоголя, Печорин - лишь поползновения к литературе: хотя прототип везде один - Чаадаев, его следов там нет. Цветаева: Онегина не любила никогда; Платонов: а что такое Пушкин и Гоголь - разве это предел? Толстой относит прозу Пушкина и Гоголя к плохому искусству (XVI глава трактата об искусстве) из-за бедности содержания и малопонятности для людей, живущих вне той среды, которую описывают авторы (бедность содержания обрекает авторов на обилие подробностей, понятных только своему кругу читателей). Талант чаще всего создает подделки под искусство, признаком искусства является новое чувство. И - что это за чувство (в чем и заключается качество искусства). Бездарные люди, говорит Гагарин, чаще создают выдающиеся произведения (например, евангелисты), таланта обычно достаточно в той мере, какой обладает почти каждый человек. Новое чувство, переданное Чаадаевым, и которым он заразил Платонова: мы идем счастливой любящей толпой по одной случайной дороге (Гагарин: тому, что мы называем толпою, или сбродом, не достает лишь поприща, чтобы стать героями). И это сделало тексты Чаадаева главными литературными текстами русской литературы XIX века (несмотря на то, что они написаны в основном на французском языке, и на несовершенство переводов). Чаадаев - Пушкину (1829): "...зачем этот человек мешает мне идти...Это поистине бывает со мною всякий раз, как я думаю о вас...Не мешайте же мне идти, прошу вас". Собственно, Пушкин своим Онегиным подготовил почву для травли Чаадаева. Платонов пишет: "Пушкин применяет легкомыслие лишь в уместных случаях", это не о Пушкине, о себе.

*

"За каждым предметом в природе имеется нечто, что вкладывается в него нашим умом или нашим воображением; это и есть невидимое, что художник должен воплотить в своем произведении, ибо это именно нас трогает, нас волнует, а вовсе не сам предмет, нами созерцаемый"

*

Заговорили о Грибоедове и генерал Ермолов сказал: "Грибоедов был черный человек". Чаадаев: "Кто же этому поверит, Алексей Петрович?"

*

Чаадаев - С.Д.Полторацкому (1848): "Если вы будете проезжать через Берлин...навестите там также моего старого друга Шеллинга и узнайте, прошу вас, что с ним происходит при этом общем перемещении вещей и людей" (Чаадаев - Шеллингу,1832: "мне будет позволено сказать вам еще и то, что, хотя и следуя за вами по вашим возвышенным путям, мне часто доводилось приходить в конце концов не туда, куда приходили вы")
      (О Муравьевой Е.Ф., матери декабриста Муравьева Н.М., тетки Лунина М.С.) "Вы не можете себе представить, как мне не хватает ее скорбного и проникнутого любовью к ближнему лица...Знаете ли вы, что в ней больше всего поражало? Ее правдивость. Нет ничего неслыханнее правды: давайте же лгать, друг мой, - это приведет нас в царствие небесное"

*

Чаадаев - В.А.Жуковскому (1851): "пользуемся мы совершенной безнаказанностью, врем что ни попало на словах и на бумаге, в приятельской беседе и перед публикою"
      "Вы, вероятно помните, что оставили меня, тому кажется десять лет назад (1839 г.), в доме, который тогда уже разрушался от ветхости, и по словам вашим, держался не стол­бами, а одним только духом. С тех пор продолжает он спокойно разрушаться и стращать меня и моих посети­телей своим косым видом", сейчас на этом месте "Сад им. Н.Э.Баумана"
      Чаадаев - брату:
"Квартира моя и все в ней находящееся разрушаются, а переменить нечем. Зимою холод, а летом течь с потолков"

*

Чаадаев - М.И.Жихареву: "На свете только и есть хорошего, что доброта"

*

Чаадаев - С.П.Шевыреву (1849): "Не помню, печатаются ли в Москвитянине проповеди, но если тому были примеры, то почему, кажется, не напечатать и эту (воскресная беседа сельского священника Пермской губернии села Новых Рудников, на тему "Глаголю вам, судобее велбуду сквозе иглины уши пройти, нежели богату в царствие Божие внити")? Она, я думаю, этого заслуживает по простоте слога. Почем знать, может быть в этом неизвестном человеке таится будущий Филарет или Иннокен­тий" (текст беседы написан Чаадаевым, и так, чтобы у Шевырева не было сомнения на этот счет). Интересен ответ Шевырева. Он оправдывает богатство прямо-таки современными приемами трактовки христианства, путем доведения до абсурда доводов Христа: "Человек, имеющий копейку, уже богач по сравнению с тем, у кого ничего нет"

*

Чаадаев - Е.А.Долгоруковой (1850): "Царствие Божие, несомненно, устроено совсем по-другому, чем те, которые существуют в этом мире, особенно по сравнению с некоторыми из этих царств"

*

Чаадаев - М.А.Дмитриеву: "На улицах, как всегда бывает в эту пору, мостят мостовую, а по боль­шей части не мостят, предоставляя зиме покрыть ее неудобства, на углах стоят буточники, но по большей части не стоят, а скрываются в бутках, или сидя спят, ночью иногда горят фонари, но по большей части не горят, в ожиданьи или в память месяца. Впрочем, все находят, что благодаря попечительному начальству все идет гораздо лучше прежнего, и я вполне разделяю это мнение, уверен будучи, что если нет теперь на то ясных доказательств, то они, конечно, обнаружатся впо­следствии самым решительным образом. Успех особенно ощутителен в кругу общежития и ум­ственности, и этому, кажется, никаких доказательств не нужно, это бросается в глаза" (1850)

*

"Во мне находят тщеславие, это - гримаса горя" - запись на чистом листе перед авантитулом второго тома Stael A.L.G. de "De l'Allemagne", P., 1818 (Vol.1-4)

*

Чаадаев - М.И.Жихареву: "...нужно иногда известное мужество, чтобы вычеркнуть выражение, которое на своем месте" (через 70 лет, формулируя ту же мысль, Вирджиния Вулф употребляет именно это слово - "мужество")

*

Чаадаев - А.Ф.Орлову (1851): "Каждый русский, каждый верноподданный Царя, в котором весь мир видит Богом призванного спасителя общественного порядка в Европе, должен гордиться быть орудием, хотя и ничтожным, его высокого священного призвания; как же остаться равнодушным, когда наглый беглец (Герцен), гнусным образом искажая истину, приписывает нам свои чувства и кидает на имя наше собственный свой позор?" Письмо носит "издевательский" характер и вряд ли было отправлено (вопреки воспоминаниям М.И.Жихарева об этой "ненужной низости" Чаадаева, вызвавшим поток брани И.С.Тургенева в адрес "недоноска" Жихарева)

*

Говорили о Бакунине и граф А.Ф.Орлов спросил у Чаадаева, не знавал ли он его. Чаадаев: "Бакунин жил у нас в доме и мой воспитанник". "Нечего сказать, хорош у тебя воспитанник - и делу же ты его выучил"

*

С.М.Соловьев: "Как-то я зашел к Хомякову. Тот надеялся на лучшее. Будет лучше, говорил он, - заметьте, как идет род царей с Петра, - за хорошим царствованием идет дурное, а за дурным непременно хорошее. А вот Чаадаев никогда со мною не соглашается, говорит об Алеrсандре II: разве может быть какой-нибудь толк от человека, у которого такие глаза!"
      А.И.Дельвиг: "Взгляните на него, говорил Чаадаев, указывая на государя, просто страшно за Россию. Это тупое выражение, эти оловянные глаза!"

*

"Всякий народ несет в самом себе то особое начало...которое направляет его путь в течение веков и определяет его место среди человечества; это образующее начало у нас - элемент гео­графический, вот чего не хотят понять; вся наша история - продукт природы того необъят­ного края, который достался нам в удел. Это она рассеяла нас...она вну­шила нам слепую покорность силе вещей, всякой власти...В такой среде нет места для правильного повседневного общения умов; в этой полной обособленности отдельных сознаний нет места для их логического развития, для непосредственного порыва души к возможному улучшению, нет места для сочувствия людей друг к другу, связывающе­го их в тесно сплоченные союзы, пред которыми неизбежно должны склониться все материальные силы" (из черновиков)

*


"...мы еще не внесли никакой лепты в общую сокровищницу народов, будь то хотя бы какая-нибудь крохотная солнечная система, по примеру подвластных нам поляков, или какая-нибудь плохонькая алгебра, по примеру этих нехристей-арабов" (1854) - вот это "стояние" Чаадаева и привело нас к тому, что мы уже не можем пожаловаться на "отсутствие тех знамен, вокруг которых могли бы объединяться тесно сплоченные и внушительные массы умов", Чаадаев - это "поверстный столб", от которого начинается отсчет нового времени, говорил Герцен
*

"Если, пробегая этапы человеческих воспоминаний, мы отклонились от торных дорог, то это потому, что мы встретили живые тени прежних времен не в том виде, в каком они представлялись нам до сих пор. Это произошло именно потому, что мы идем по новому пути" - запись на седьмом томе сочинений Бюффона

*

"В области нравственности идут вперед не только ради одного удовольствия двигаться, должна быть и цель; отрицать возможность достичь совершенства, т.е. дойти до цели, значило бы - просто сделать движение невозможным" (из черновиков)

*

"Еще мгновение, и человек выйдет навсегда из сферы отвлеченности", "когда факт и идея составят одно и то же", "противоречия, образующие брожение в нашей среде, будут... согласованы и естественно придут к всеобщему примирению по всем тезисам длительных прений, продолжавшихся в течение всех минувших веков...все эти страстные столкнове­ния различных чувств, еще терзающих умы, прекратятся навсегда, так же как и разрешение проблемы жизни" (из черновиков). Это совершенное человечество он называет Церковь Господня ("что до меня, больше я ничего не могу придумать"); ему вторит Гагарин, уточняя, что храм есть форма, в котором человечество принимает вид братства, чтобы сохранить братство и в то время, когда человечество уже не будет заключено в этой форме, когда стены храма станут не нужны, - вот тогда факт и идея составят одно и то же; и поэтому у Толстого и Платонова уже нет нужды в "придумывании"

*

"Этот человек (Гердер И.Г.) все время твердит нам о воскресении, но так и не говорит, как он его понимает" - запись на с. 155 пятого тома Herder J.G. "Christliche Schriften", Riga, 1794-1798 (S.1-5). В письме А.И.Тургеневу (1833) Чаадаев пишет о противостоянии закону смерти.
      В одном из чаадаевских черновиков, переписанном А.П.Елагиной (отрывке 38 в нумерации Шаховского) сказано, что всякая идея совершенства, добродетели, любви есть идея сохранения, а всякая идея несовер­шенства, порока, ненависти есть видоизменение идеи уничтожения; и следовательно известные разногласия Гагарина и Толстого несущественны.

*

Чаадаев - А.Я.Булгакову: "Не можете ли вы прислать мне ненадолго письмо главного наместника, в котором он вам сообщает о бегстве Хаджи-Мурата и о его смерти. Эта новость, не могущая появиться в газетах, очень важна и подробности ее чрезвычайно любопытны" (1852)
      Ему же: "А вас прошу прочитать очаровательную статью в Современнике под названием Ночь в Севастополе (рассказ Толстого, опубликован без подписи автора). Вот это добротный патрио­тизм, из тех, что действительно делают честь стране, а не загоняют ее еще дальше в тупик, в котором она оказалась" (1855)
      И здесь, как и всегда в письмах, будь то "философические", или уж совсем "частные", он пишет "на языке адресата"

*

"Московские ведомости" от 17 апреля 1856 г.: "14 апреля, в 5 часов пополудни, скончался после непродол­жительной болезни, один из московских старожилов, Петр Яковлевич Чаадаев, известный почти во всех кружках нашего столичного общества. Отпевание тела назначено в среду, в 10 часов, в церкви Петра и Павла, на Басманной"

Некрополь Донского монастыря; в изголовьи справа - могила Норовой, крайняя слева - Болдырева



Чаадаев - графине Анастасии Семеновне Сиркур:
"Не претендуя на то, чтобы в вашей памяти сох­ранилось серьезное воспоминание о наших встречах, я все же осмеливаюсь надеяться, что где-то в уголке вашей памяти найдется место и для этих встреч, не совсем лишенных ин­тереса. Я буду счастлив, если вы, среди блистательных умов, окружающих вас в Париже, будете вспоминать некий бедный задавленный ум, довольный тем, что он устоял после стольких лет борьбы, - и, как я надеюсь, не без результата" (1844)






статистика